Марина Зудина: ТОГО ЗАПАСА ЛЮБВИ, ЧТО БЫЛА В МОЕЙ ЖИЗНИ, ХВАТИТ ЕЩЁ ОЧЕНЬ НАДОЛГО

Марина Зудина
РЕКЛАМА
avanti

Марина Зудина начала сниматься еще студенткой. После первой главной роли в фильме «Валентин и Валентина» в неё влюбилось всё мужское население нашей большой страны, а девочки хотели быть похожей на её нежных, но с характером героинь, умеющих любить. Она работала с большими режиссёрами и грандиозными партнёрами и в кино и в театре, где было сделано многое.

Шесть лет назад, с потерей любимого человека, в её жизни начался абсолютно новый этап. Но Марина не сломалась и смогла доказать всем, что она самостоятельная творческая единица, и после долгих лет отсутствия в кино появилась в громких проектах.

Марина, у тебя сейчас очень насыщенная жизнь: гастроли с несколькими спектаклями, съёмки, фестивали. Но ты не раз говорила, что не считаешь себя слишком энергоёмкой, тебе нужны перерывы, отдых. Как же ты существуешь в этом режиме? Или он держит тебя в тонусе и отвлекает от грустных мыслей?

Просто так сложилось в последнее время. А вообще я иду туда, где могу сделать что-то новое для себя. Недавно был сложный период: я играла спектакли в разных городах и при этом снималась в Сочи. Было тяжело, но меня хватило на тот промежуток, и я довольно радостно провела время. А вообще я стараюсь не загонять себя. Постоянно жить в таком ритме мне уже неинтересно, не вижу в этом смысла. Я хочу играть спектакли отдохнувшей, наполненной энергией. Не люблю приезжать в день выхода на сцену, и это редко бывает. Мне нравится получать радость от работы и творчески включаться в процесс, что возможно только когда ты не перегружена, когда у тебя есть силы. Если мне что-то очень нравится, могу в ущерб сну, комфорту согласиться, зная, что это займёт определённый отрезок времени. Но осознанный выбор — это немножко другое, нежели работа ради заработка, когда ты гораздо больше устаёшь.

Понятно, что тебе не нужно зарабатывать. Олег Павлович много для этого сделал.

А я сейчас зарабатываю значительно больше, чем раньше, хотя могла бы не работать. Но мне хочется оставаться в актёрской форме. В работе происходит обмен энергией, а творческая энергия вообще очень созидательна.

Даже в начале карьеры ты, по-моему, не соглашалась на роли только ради денег. Я не помню серьёзных компромиссов.

Мы, то поколение актёров, вообще считали, что гораздо круче отказаться, если это не соответствовало нашим художественным запросам, нежели гордиться тем, что ты снимаешься из проекта в проект. Вектор абсолютно изменился.

Тем не менее ты смогла уже тогда, на старте, заработать на квартиру.

Я дважды заработала. Начав сниматься в восемнадцать лет, я экономила и откладывала деньги, понимала, что ради цели надо отказаться от чего-то. Первый раз случился дефолт, а у меня было пять или шесть тысяч рублей — цена однокомнатной кооперативной квартиры. Я всё потеряла и на обесценившиеся деньги купила стенку из ДСП. Но потом опять заработала и всё-таки купила однокомнатную квартиру. И то, что я это сделала сама, для меня было важно. Я с юности была самостоятельной и материально независимой.

У тебя сейчас в МХТ два спектакля: «Карамазовы» и «350 Сентрал-парк Вест, New York, NY10025». Не хотела бы войти в труппу, ведь с Константином Хабенским у тебя хорошие отношения?

В труппе я могла быть еще при Олеге Павловиче.

Но тогда ты была в труппе «Табакерки» плюс играла спектакли в МХТ.

Я и сейчас в штате «Табакерки».

Но я же не о номинальном…

Многое из того, что мне было важно в театре при Олеге Павловиче, уже неважно. Есть определённые виды сотрудничества, и меня это устраивает.

На что ты готова ради интересной роли в кино? Оцениваешь ли физические риски, опасность для здоровья?

Да, сейчас я оцениваю риски, хотя в моём возрасте мне не предлагают тонуть в болоте, слава Богу. Но я не буду в одном платье бегать по снегу. Во мне нет того актёрского мужества, чтобы я, как Борис Плотников в «Восхождении», согласилась поливать себя в мороз ледяной водой. Я на это и в юности не пошла бы.

А я и в первые годы твоей карьеры не припоминаю ничего экстремального. Разве что съёмки с Олегом Меньшиковым в фильме «Жизнь по лимиту», кажется, на чердаке и почти без одежды…

Да, я ни с чем таким экстремальным не сталкивалась. В «Жизни по лимиту» было холодно, но переносимо. Самым сложным оказался международный проект «Немой свидетель». Я снималась ночами до шести утра, спала три часа и потом ехала на репетицию, и всё это закончилось нервным истощением. Помню, пришла на съёмочную площадку, слёзы текут, и я ничего делать не могу. И меня просто отправили спать, а потом дали какие-то иностранные витамины, которые я стала пить, и постепенно пришла в себя. Но я очень хотела играть эту роль.

Если бы ты узнала, что Павел будет сниматься, как ты сказала, «в болоте», постаралась бы его отговорить?

Да, постаралась бы. Я в этом году оказалась в Тобольске, мы пошли на экскурсию по месту, где снимался сериал «Тобол». И женщина, которая работала на этом проекте, рассказала мне, что сын отказался от дублёра, когда его поднимали на вилы. Они поражались его смелости, а он сказал, что должен сам всё сделать. Это была важная эмоциональная сцена, где его героя убивают.

Я не раз говорила с тобой и с Олегом Павловичем о том, как вы воспитывали Павлика в вопросе отношения к деньгам, понимания того, что такое труд, стараясь не избаловать, несмотря на желание дать ребёнку лучшее. Про Машу в этом смысле я знаю меньше. Но, по-моему, вам удалось вырастить их не снобами, хотя им повезло родиться совсем не в таких условиях, как тебе?

Я вообще снобизм не переношу, чаще он связан не с достижениями человека, а с его финансовыми возможностями. Я же оцениваю людей по их человеческим качествам и реальным достижениям. С Павликом мне было сложнее, потому что я не понимала новую систему координат, так как сама жила в советское время и знала, сколько зарабатывают родители и что мы себе можем позволить, а что — нет. Мне было важно, чтобы сын знал, например, какая пенсия у дедушки и бабушки. Хотя я родителям довольно рано начала помогать, но вопрос не в этом. Я помню, что когда ему было лет семь, он должен был поехать с бабушкой отдыхать и спросил меня, каким классом они полетят. Он привык к тому, что мы ездили на комфортабельной машине и летали бизнес-классом. Я сказала, что это будет чартерный рейс. И он услышал меня. Или ещё маленьким он поинтересовался, на какой машине его будут возить в школу, и я ответила: «На „Жигулях“, а если тебя не устроят „Жигули“, будешь пешком ходить или на метро добираться». И он совершенно спокойно это принял, в чём проявилось и его достоинство. Но он тоже стал рано зарабатывать, в двенадцать лет сыграл в «Лунном чудовище» в МХТ, а в семнадцать — большую роль в спектакле «Табакерки» «Год, когда я не родился». Первая главная роль в кино случилась тоже в семнадцать. И с этого возраста он во многом стал материально независимым и уже сам планировал какие-то свои траты. Но раньше мне было сложно в плане его карманных денег. Правда, после рождения Маши Павлик стал с Олегом Павловичем периодически договариваться о чём-то. Например, как-то он снял для одной девочки на день её рождения я небольшой банкетный зал, который был в нашем доме. Ему было, по-моему, лет двенадцать, она на два-три года старше. Я узнала про это уже задним числом. То есть Павлик выкручивался как мог до тех пор, пока не стал зарабатывать. Как-то раз, дело было в Швейцарии, они с няней пошли гулять и он увидел магазин Сваровски, где в витрине блестело всё. Думаю, потому он и зашёл туда. И, как потом рассказала няня, он стоял там целый час и подсчитывал, что на все свои деньги сможет купить для меня. Я была так тронута! Или однажды в Вене я смотрела блузку, и он спросил: «Мариш, тебе нравится? Давай я тебе её подарю». У него уже тогда было мужское отношение к деньгам.

А сегодня эти порывы по отношению к тебе остались?

В этом возрасте мужчина всё-таки больше сфокусирован на женщине, что рядом с ним, плюс суета, так что таких порывов меньше стало, честно скажу. Но у нас настолько близкие отношения, что это не ставит под сомнение нашу безграничную любовь друг к другу.

Помню, когда он был совсем маленьким, и уже подростком, и даже юношей, он всегда звонил тебе. ­Сейчас вы тоже каждый день на связи, ­чтобы по меньшей мере узнать, всё ли в порядке?

Мы можем максимум день-два не общаться. И у нас почти всегда есть что обсудить. Помню, я как-то всё звонила, писала, он отвечал, а потом подумала: «Дай-ка я не буду первой это делать». И он мне написал дня через два или три: «Мариша, а ты где?» Я спросила: «Вспомнил про меня?» Было очень забавно.

Маша у тебя родилась в более зрелом возрасте. И она всё-таки девочка. Поэтому, наверное, её хотелось баловать ещё больше, чем Павлика, особенно после ухода Олега Павловича. Как ты справлялась со своими желаниями?

Мне Господь дал разумную дочку. Ей было года четыре, когда мы впервые фотографировались для журнала. Привезли наряды, и я сказала: «Машенька, выбери, пожалуйста, себе что-нибудь красивое, и я тебе это подарю». На что она ответила: «Нет-нет, спасибо, у меня всё есть». И сейчас, когда я ей предлагаю что-то купить, она чаще отказывается, хотя любит красиво одеваться. Мы с ней в этом очень похожи.

Ты всегда знала цену вещам и не гналась за тем, чтобы купить, как в старом анекдоте, что-то подороже в соседнем магазине.

Поскольку я сама себя обеспечивала с довольно раннего возраста, у меня был рациональный подход к деньгам. Если я могу конкретную вещь купить где-то дешевле, то куплю дешевле.

Ты очень любишь родителей, но всегда говорила, что маму в детстве и в юности подружкой не считала и была достаточно закрытой с ней. Помню, ты мне рассказывала, как поделилась с ней тем, что Табаков разводится и женится. А когда она спросила: «На ком?», — ты ответила: «На мне». Смешно. А с Машей и Павликом у тебя доверительные отношения?

Да, у нас с детьми очень доверительные отношения. Но то, что я с мамой делилась далеко не всем, связано не с тем, что я ей не доверяла. В наше время у родителей с детьми часто складываются именно дружеские отношения, что в моём детстве было не распространено.

А при чём тут время?

Мы же свободнее стали. В Советском Союзе не очень приняты были откровения с родителями — и в принципе, и потому что отношение к морали было другим. Считалось, что мальчик с девочкой могут жить вдвоём, только когда они поженятся. И невозможно было без проблем находиться в неофициальном браке, вас даже не селили вместе в гостинице, где сотрудники следили, чтобы в номере у женщины не находился мужчина, а у мужчины — женщина. На гастролях в студенчестве у нас с этим были большие проблемы. И мы селились с однокурсницей в один номер, а потом я переезжала в другой, одноместный, а она жила с молодым человеком. К тому же у меня родители всё время работали. Я с моими детьми больше времени проводила, могла вообще целый день дома побыть, а обычные люди в советское время уезжали на работу рано утром и приезжали вечером, постояв ещё в очередях.

А вы с Машей сейчас вместе живёте?

Да, но на выходные она уезжает к молодому человеку, а я скучаю.

У тебя серьёзный роман тоже начался рано. А ты хотела бы, чтобы Маша жила ещё дома, чтобы вы проводили больше времени вместе, а любовь настигла бы её позже?

Я настолько счастлива, когда вижу дочь счастливой, что у меня нет никакой ревности. Хотя, конечно, я всегда хотела, чтобы она больше была со мной. Но я помню, как счастлива была, серьёзно влюбившись. Это настолько замечательное, удивительное состояние, что когда я понимаю, что в жизни дочки есть такое, мои переживания отступают на второй план.

А ты хотела бы снова испытать подобное состояние? Хотя после той любви, что была у вас, это, наверное, невозможно…

«Никогда не говори „никогда“». Сегодня я не испытываю чувства влюблённости, но не страдаю от этого, и у меня нет страха, что никогда его не испытаю. Во-первых, мне много лет, а во‑вторых, того запаса любви, что была в моей жизни, хватит ещё очень надолго.

Ты ощущаешь Машу маленькой или взрослой?

Взрослой, потому что у неё есть женская мудрость. При этом она для меня всё равно ребёнок.

Мне кажется, ты в её возрасте не была такой…

Я была скорее интуитивной и максималисткой, а Маша в каких-то вещах мудрее меня, не говоря уже обо мне в том возрасте.

Ты всегда в курсе того, где находится дочь, чтобы не волноваться, или у вас это не заведено?

В принципе мы всегда знаем, где кто, и это не контроль, а потребность.

Начался учебный год. Можешь уже рассказать, что Маша выбрала, какой вуз?

Она поступила в три института, но выбрала Плехановский, факультет рекламы и связей с общественностью. Начала учиться, но если через полгода или год она решит что-то поменять, я не удивлюсь. Я к этому как к творческому процессу отношусь. Главное, чтобы человек нашёл себя.

Вы вместе выбирали, куда ей поступать?

Я вообще в это не вмешивалась. Она сама всё узнавала и подавала документы.

Сейчас ты снималась с Соней Синицыной, мамой твоей внучки Мии. Тебе было в радость работать с ней?

Конечно, и мне кажется, это будет интересная Сонина работа. Я даже немножко успокоилась, потому что хочу, чтобы у нее всё сложилось в профессии. Когда женщина реализована, у нее настроение лучше, больше энергии, и это только положительно сказывается на ребёнке. Соня — часть семьи. И я сразу порадовалась рождению внучки, поздравила Павлика, мы встретились с Соней, и, слава Богу, у меня и с ней, и с её мамой и братом хорошие отношения.

Ты роскошно выглядишь, но есть паспортные данные. Пугают ли тебя эти цифры?

Не думаю, что кто-то радуется каждый день рождения, что ему стало на год больше. Но я не переживаю по этому поводу. Мне просто хочется максимально качественно жить. Для чего в большей степени приходится думать о режиме, об объёме работы, которую я беру, о здоровье, о внешности.

Ты никогда не думаешь о том, что двадцать лет пролетели незаметно и ты почти такая же, а вот если прибавить столько же, всё будет совсем иначе?

Моему папе восемьдесят семь, а маме будет восемьдесят пять, и они в прекрасной форме и не ощущают свои цифры как ужасные. Я принимаю какие-то вещи, научилась. Это называется работой над собой, над собственными страхами. Земная жизнь конечна, но я этого не боюсь, потому что, наверное, там, в другом измерении, я встречу многих из тех, кто был мне дорог. Я боюсь тяжёлых болезней, вернее, мне просто хочется в какой-то момент уйти, не испытывая мучений. Я сейчас к этому отношусь даже спокойнее, чем десять лет назад. И я настолько люблю своих детей, что будто ощущаю их молодость, их силы. К тому же в проектах я встречаюсь с молодыми актёрами и актрисами, и меня это наполняет. Но в любом возрасте надо следить за собой.

Ты всегда следила за собой, но помню, как после рождения Маши говорила мне, что не пластику надо делать, а детей рожать, чтобы хорошо выглядеть.

Не помню. Я к пластике и вообще ко всей этой теме очень спокойно отношусь и никогда не обсуждаю, кто что делает, и даже не интересуюсь. Главное, чтобы был хороший результат. Если женщину это сделает счастливее, пусть делает то, что хочет. Для меня уход за собой — часть профессии, но я стараюсь обращаться не в салоны, а в клиники, к врачам, у которых есть публикации, к кандидатам и докторам наук. Естественно, я могу пойти в салон сделать массаж. Но у всех свои проблемы, своя структура лица, и я никогда никому ничего не советую. Мне, например, — я это поняла, — нельзя колоть много ботокса.

Я знаю, что с некоторых пор ты занимаешься спортом. Что ты делаешь и получаешь ли от этого удовольствие?

Больше всего я люблю ходить пешком. Когда у нас хорошая погода или я вырываюсь куда-то на отдых, всегда много гуляю. А в плохую погоду — это беговая дорожка в спортзале, плавание и какие-­то тренажёры. Но сказать, что я очень много силовыми тренировками занимаюсь, не могу, потому что мышечная масса начинает увеличиваться прямо на глазах. Я недавно практически отменила тренажёры, потому что не влезла в платье.

Не знаю, благодаря ли спорту или генетике ты можешь пока носить платья с глубокими декольте, с голой спиной и полностью открытыми руками…

Да, я надеваю в меру открытые наряды на вечерние мероприятия, но прекрасно помню, сколько мне лет, и понимаю, что какие-то вещи носить нелепо, причём не из-за фигуры или тела. Зоной декольте я более-менее довольна, руками — не до такой степени, но тем не менее, думаю, ещё какое-то время смогу себе позволить показывать их. Как только пойму, уже не эстетично, естественно, буду закрывать то, что нужно.

Марина, много лет ты была защищена спиной Олега Павловича. После его ухода ты столкнулась с очень разным отношением людей, даже друзей, приятелей. Ты ещё переживаешь по этому поводу?

Я очень многому научилась и очень много поняла про людей. И я научилась не переживать, а проходить через это и жить дальше.

В какой стадии ты сейчас находишься по отношению к потере? Ты видишь разницу между тем, что чувствовала, скажем, три-четыре года назад и сейчас?

Я думаю, что эта боль будет со мной до конца. Невозможно избавиться от чувства потери. Я прихожу в театр, и в один и в другой, и все говорят, как им не хватает Олега Павловича. Я слышу это от очень многих творческих людей, которые даже не были его учениками. Тогда что же говорить о нас с детьми? Но важно не скатываться в прошлое, а двигаться вперёд и что-то делать.

Когда становится очень тяжело, ты делишься с кем-то своими переживаниями?

Я стараюсь не загружать своими проблемами людей. Особенно посторонних. И не считаю, что не самые близкие должны загружать меня своими проблемами. А со своими мы много говорим, обсуждаем разное. Но ты же знаешь, что я и с подругами в разные периоды жизни тоже ничем особо не делилась. Это случалось очень редко и с какой-то определённой темой. Я достаточно закрытый человек в плане своей внутренней и личной жизни. Считаю, что из всех испытаний надо стараться достойно выходить самой. И я сделала для себя открытие:  после того, как испытываешь очень сильную боль, начинаешь больше любить людей, потому что понимаешь, что каждый живёт с какой-то своей болью. Каждый кого-то любил: родителей, бабушку, дедушку, детей, друзей. И понимаю, что я такая не одна. Наверное, есть люди менее чувствительные. Они могут проживать и забывать, хотя я не представляю, как забыть такое.

Ты научилась жить так, чтобы радоваться так же, как при Олеге Павловиче, или моменты счастья потом окрашиваются печалью?

Я могу так же радоваться и смеяться. Просто к этому добавилась боль. Я вообще считаю себя счастливой. И у меня рядом дети, которых я так люблю, что и сейчас чувствую себя как прежде, ведь Господь подарил их нам, это его часть, он есть и в Марии, и в Павле.

текст:
Марина Зельцер
фото:
Владимир Мышкин