СЕРГЕЙ ФИЛИН: Быть вместе — наша семейная традиция

СЕРГЕЙ ФИЛИН
РЕКЛАМА
истинные ценности

Русский балет по праву считается лучшим в мире. Общепризнано, что наши артисты не имеют себе равных. Сергей Филин — выдающийся премьер Большого театра (1988–2008), восхищающий своим изяществом и аристократизмом, вошёл в историю мирового балета как виртуозный исполнитель самых ярких мужских партий в таких легендарных балетах, как «Спящая красавица», «Баядерка», «Жизель», «Ромео и Джульетта», «Лебединое озеро». Ему восторженно рукоплескали на всемирно известных театральных сценах.

Народный артист России, художественный руководитель балетной труппы Московского музыкального театра им. К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко (2008–2011), художественный руководитель балетной труппы Большого театра (2011–2016), режиссёр-постановщик, основатель и художественный руководитель Академии танца Сергея Филина передаёт богатейший опыт подрастающему поколению, учит уму-разуму троих сыновей, дарит радость родным и близким.

При появлении Сергея Филина всё вокруг озаряется светом и теплом. Прекрасный принц не только на сцене, но и в жизни! Он переживает за каждого из своих воспитанников, выступая для них не только наставником, но и другом. Профессионализм, богатейший опыт солиста балета Большого театра и огромная ответственность, с которой он занимается со своими учениками, дают понять, что русский балет продолжает жить и пополняться новыми звёздами, сохраняя лучшие традиции высокого исполнительского искусства.

Природа наделила Сергея Филина невероятной трудоспособностью, бесконечным талантом танцовщика и хореографа, дипломатичностью и деловыми качествами. Прекрасный рассказчик, необычайно лёгкий в общении, он дарит окружающим своё тепло и лучезарную улыбку — открытую и какую-то невероятно добрую, родную! В интервью Сергей искренне поделился с нашими читателями воспоминаниями о своём счастливом детстве, методах преподавания хореографического искусства, мире небожителей Большого театра и главных наставниках в его жизни, а также рассказал, как творческому человеку удаётся совмещать работу хореографа-постановщика, воспитание подрастающих звёзд балета, быть в гуще самых ярких культурных событий столицы и при этом оставаться заботливым сыном, трепетным супругом и невероятно душевным папой.

Сергей, кто открыл вас для мира балета и мир балета для вас?

Всё началось с мамы, которая разглядела во мне талант. Я всё время слушал музыку. Именно мама смогла меня понять, принять, почувствовать, передать в надёжные руки. Куда бы я ни приходил, как только я слышал музыку, я начинал активно двигаться. Происходило это спонтанно и легко мне давалось. Возможно, я как-то особенно, по-своему слышал музыку, под которую моё тело само начинало танцевать. Вообще, музыкальность — это врождённый талант. Во мне она была с рождения и досталась мне от маминого папы деда Сергея, который очень любил танцевать. Все родные и близкие, глядя на меня, говорили маме: «Мальчику надо танцевать». Именно мама мудростью и хитростью смогла сделать так, чтобы я оказался в балете.

 Ваша любовь к балету возникла сразу?

Нельзя любить то, о чём мы не знаем. Мой путь к балету слишком долгий, но в то же время слишком интересный. В нём было много печального для меня, но и очень много весёлого.

Мне кажется, вы первый, от кого слышишь, что путь в балет может быть весёлым.

Я с большой теплотой вспоминаю моё детство. Советское детство было самым ярким, самым лучшим, но в то же время тяжёлым. Нам, советским детям, всё время приходилось что-то делать. Я был абсолютно нормальным, здоровым мальчиком, который делал всё: лазил по деревьям, играл в войну, жёг костры, плавил свинец, косил траву, водил трактор, доил корову. Я делал абсолютно всё! Разве что в космос не слетал! (Смеётся.) Но в то время не давали. Я мечтал научиться плавать и непременно стать выдающимся пловцом, а попал в танцы. И здесь, конечно, не обошлось без маминых хитростей.

Да, ваша мама, несомненно, большой дипломат. И как же ей удалось вас уговорить?

Я не хотел танцевать категорически, тем более заниматься серьёзно. У меня были во дворе мальчики, мои друзья, которых я очень уважал, и у нас с ними была очень большая жизненная программа, куда танцы ну никак не входили. Сказать кому-то из них, что я занимаюсь танцами, было невозможно. Поэтому я просто на три часа исчезал из их жизни, и никто об этом не знал.

 Где вы начали заниматься танцами?

Я начал танцевать в замечательном Ансамбле песни и пляски им. В. С. Локтева Московского дворца пионеров на Ленинских горах. Туда я попал, мечтая стать выдающимся спортсменом — красавцем, пловцом с широченными плечами, который будет шикарно плавать. Мама меня повезла в бассейн, который уже как два года был закрыт на реконструкцию. Но зато был открыт ансамбль имени Локтева. Ко мне подошла женщина, посмотрела на меня и сказала маме: «Хороший мальчик. Мы его берём». Я обрадовался, что меня берут и я наконец-то поплыву. А мама мне говорит: «Понимаешь, бассейн сейчас закрыт на ремонт, и пока все дети, которые хотят заниматься плаванием, какое-то время потанцуют. А как только бассейн откроют, вы все вместе и поплывёте». Я подумал: «Ладно, танцевать не трудно. Потанцую немного». Вот так я два года и потанцевал.

Какие воспоминания остались от первого танцевального опыта?

Чёрные трусы, белая майка, красные сапоги. (Смеётся.) Это были замечательные, яркие два года. Мне всё давалось легче, чем кому-то, было очень интересно. Мы с ансамблем Локтева проехались по всем самым знаменитым площадкам Москвы и области и видели многих артистов: Геннадия Хазанова, Аллу Пугачёву, Софию Ротару, Олега Попова. Мне даже удалось сняться в кино с Олегом Поповым в фильме «Солнце в авоське», куда вошёл знаменитый номер Олега Попова, где он ловит солнце и собирает его в авоську. В этом фильме я играю и танцую со слоном. Много чего произошло за эти два года. Но самое главное случилось, когда у нас были выпускные экзамены. Пришли педагоги-репетиторы из Московского хореографического училища, которые посмотрели на меня, подошли к маме и сказали: «Мальчику надо попробовать поступить в хореографическое училище. Я спрашиваю: «Что такое хореографическое училище?» Мне объясняют, что это балет. «Ах, это бале-еет!.. Спасибо. Балета мне не надо!» — решительно заявляю им.

Но вы всё-таки оказались в училище?

Тут подключилась моя мама. Она сказала: «Серёжа, у нас нет никаких связей, ни знакомых, ни блата, ни денег. Никто у нас не танцует и не поёт. Что нам стоит просто туда прийти, попробовать и уйти?» Я и согласился.

Сергей, у вас замечательная мама, которая умеет договариваться. Однако поступить в Московское хореографическое училище, тем более в советское время, было всё равно что в космос полететь.

Вы совершенно правы. Это было в 1980 году. Тогда отбирали детей в училище очень строго.

Какой в том году был конкурс?

Когда мы пришли, поступало колоссальное количество детей. В то время мальчиков, которые поступали в хореографическое училище, делили на четыре группы — по 32 мальчика в каждой. И только одного из группы зачисляли в училище. То есть из 128 детей брали четверых.

Получается, что конкурс 32 человека на место!

Вот и мама мне сказала: «Серёжа, поступить вообще невозможно. Давай просто сходим, посмотрим, как происходит приём, коли уж нас позвали».

Что вам особенно запомнилось, когда вы поступали?

Мы пришли в хореографическое училище. Был замечательный день, хорошая погода. Стояла толпа мальчиков, и все они мне показались странными. Один говорил, что танцует как Барышников, другой — как Нуриев. Ну и что, подумал я. А я танцую как Сергей Филин. Особо мне запомнилось, что среди поступающих был мальчик, которого я чуть не побил.

Ничего себе! Так вы были драчуном?

Вообще, я был вполне спокойным и послушным. Но пока мы ждали своей очереди на просмотр, возникла тема, какой ансамбль лучше — ABBA или Boney M. Я считал, что кроме Boney M вообще ничего больше не существовало. Моим оппонентом стал Сергей Антонов, с которым мы познакомились в тот самый день, потом восемь лет были вместе в хореографическом училище и после 20 лет выступали на одной сцене в Большом театре. И с того самого дня, как мы познакомились, мы с ним дружим. Так вот в тот день он начал утверждать, что лучшая группа, конечно же, ABBA и что Boney M не может быть лучшей. На что я ему ответил: «Если ты ещё раз так скажешь, то получишь от меня в лоб». И это было самое яркое впечатление в тот день поступления в хореографическое училище. Мы хотя бы нормально о чём-то поговорили. (Смеётся.)

Как проходил отбор детей в хореографическое училище? На что смотрела приёмная комиссия?

Смотрели на природные данные. Детей приглашали в зал, просили поднять ноги, руки, наклониться. Помню, после просмотра мы ждали результатов. Всё это происходило в холле интерната училища. Вот мы сидим, ждём, и тут дверь открывается и выходит страшно противная дама. Как сейчас помню, звали её Светлана Алексеевна. Она работала на протяжении всего времени с Софьей Николаевной Головкиной, которая была директором училища. Выходит эта женщина с папкой и начинает ужасным скрипучим голосом называть детей, которые прошли из каждой группы. Объявляет, что из первой группы прошёл Иван Петров. Иван Петров и его родители ликуют, все остальные расстроенные. Дама продолжает объявлять. Из второй группы прошёл Николай Сидоров. Я про себя думаю — так тебе и надо. Тут я слышу свою фамилию. Скрипучий голос сообщает: «В третьей группе прошёл Сергей Филин».

Ваша реакция.

Я с трудом это помню. Я был сильно возмущён и, глядя на маму, крикнул: «Мама, ты мне обещала, что меня не возьмут!» Тут остальные родители, видя такое моё отношение, стали подбегать к Светлане Алексеевне и говорить: «Возьмите моего, мой лучше, видите — тот мальчик не хочет». Всё это происходило на первом туре. А всего их было три.

Что же могло заставить вас участвовать в следующих турах?

Вообще, мама мне всегда всё умела правильно преподнести. Мама меня тогда успокоила и тихо сказала: «Давай дома поговорим». Всё происходило в год Олимпиады 1980 года. Детей в то лето по возможности просили вывезти из Москвы. И тогда мама предложила мне попытаться пройти следующие туры поступления и сразу после поехать на море, к родственникам на Украину, в город Николаев. Там была большая база отдыха. А я ради моря был на всё готов. И одна мысль, что мы едем на море и я там буду плавать, решила всё!

Что происходило на остальных турах?

Второй тур — медицинская комиссия. Помню, лор мне шепчет тихо на ухо: «Шесть, шесть, ше-еесть». Я говорю: «Ничего не слышно». Доктор продолжает шептать: «Восемь, восемь, во-осемь». Я стойко стою на своём, говорю, что не слышу, при этом добавляю, что всё время болею, у меня ангины постоянные, горло часто болит, насморк. После этого идём к окулисту, и я, естественно, там ничего не вижу. Вообще, я очень старался донести всем врачам, что мне, такому больному, противопоказано заниматься танцами. Все врачи меня выслушали, все всё красиво записали. Опять выходит Светлана Алексеевна с папкой и объявляет, что прошёл Сергей Филин. Я снова был крайне возмущён, потому что такого больного человека, как я, в девять лет просто не должны брать в балет.

Врачам не показалось подозрительным ваше поведение?

Оказывается, произошло следующее. За день до медкомиссии мама поехала в хореографическое училище, в медицинскую часть, и предупредила докторов, что я могу говорить не так, как есть на самом деле. Она попросила, чтобы доктора посмотрели меня и сказали, могу ли я заниматься балетом. Так мы прошли второй тур. А на третьем туре нужно было танцевать. Я подумал: «Вот тут всё в моих руках». И я решил, что здесь-то всё будет зависеть только от меня. И я станцую так, что у них не возникнет желания взять меня.

Вам удалось осуществить свой план по непоступлению?

В зал я входил с разработанным планом, но получилось всё иначе. В ансамбле Локтева у нас был классный танец «Берёзка», который я очень любил. Меня прямо рвала эта «Берёзка». Вот заходим мы все в балетный зал, где сидит комиссия, садимся на скамейку. Каждый со своей кассетой с музыкой, все по очереди танцуют. Я сидел почти в конце скамейки и до меня выходили разные мальчики, показывали свой танец. Я сидел, смотрел на танцующих мальчиков и думал — что же они делают, ну разве это танец, ну так же не танцуют. Было видно, что их заставили, просто вынудили танцевать, но это не танец. Танцевать — это совсем по-другому. Я же два года до обещанного бассейна танцевал, я знаю, что это такое, как надо танцевать. Пока я сидел и ждал, во мне всё кипело и начинал нарастать гнев. И когда подошла моя очередь, я передал свою кассету с музыкой — и как дал им свою любимую «Берёзку»! И что же вы думаете? Выходит та самая Светлана Алексеевна и объявляет, что прошёл Сергей Филин. Ну вы понимаете, что со мною было?! (Смеётся.) И вот я перед выбором: с одной стороны — хореографическое училище, с другой — вожделенное море!

Куда же склонилась чаша весов?

Мама мне говорит: «Непонятно, как всё это произошло. Давай поступим так. Мы поедем сейчас на море, отдохнём, и если после моря ты решишь, что не хочешь в хореографическое училище, то мы туда не пойдём». Ну и отлично, подумал я. Такое развитие событий меня вполне устраивало. Мы поехали на море. Конечно, отдохнули мы хорошо, и… 1 сентября я пришёл в хореографическое училище. А поступали мы вместе с Кристиной Орбакайте. Я подумал: «Если даже Чучело идёт в балет, может, это не так страшно! Может быть, в этом что-то и есть?..»

Почему у вас было такое сильное нежелание заниматься балетом?

Это происходило не со зла и не потому, что я был ярый противник балета. Просто я с ним не был знаком. Я не знал, что это такое. Я не понимал его ни как вид искусства, ни как вид танца. Вообще, балет — элитарный вид искусства, который не всем доступен, но который стал доступен мне. Вот с этого и началась моя балетная история, за что я бесконечно благодарен моей маме.

Насколько для вас было сложно войти в мир балета, понять и принять его?

Конечно, это было сложно. И не всё мне нравилось. Поначалу я даже убегал с занятий, спускался в раздевалку и сидел там. А бывало, подойду к окну и смотрю с грустью в глазах, пока учительница не заметит и не спросит, куда я смотрю. А я печально так отвечаю, кивая вниз на какую-то женщину, стоящую под окном: «У меня мама приехала, ждёт меня». Учительница мне говорит: «Что же ты, Серёжа? К тебе мама приехала, а ты заставляешь её ждать. Беги скорее к маме».

 Кто повлиял на вас, влюбил вас в балет?

Моя первая учительница по балету Наталия Андреевна Ященкова, которая до сих пор воспитывает мальчиков. Она была молодая, очень красивая — абсолютная копия Мирей Матьё. Для меня она была просто Мирей Матьё. И когда я, не любящий балет, приходил в зал и она смотрела на меня и что-то мне говорила, я всё готов был сделать для неё! Если сама Мирей Матьё стоит рядом со мной и что-то меня просит, то как я могу это не сделать? Была любовь, был найден контакт со мной, был взаимный контакт между нами, и она прекрасно понимала, что я простой мальчишка, что мне это не совсем интересно, что, может быть, я ещё мало что понимаю и готов уйти в любой момент. Она не заставляла меня. Она смогла полюбить меня, она сделала так, что просто внедрила меня в этот удивительный мир. Я и сам не представлял и не понимал, насколько погрузился в мир танца, и со временем я в него влюбился и уже не мог без него жить. Мне хотелось удивить Наталию Андреевну, чтобы мы, её ученики, всё сделали лучше и она могла бы удивить тех, кто приходит к нам на занятия. И я очень старался. Мне хотелось самому быть лучше, быть лучше других. Это здоровая конкуренция давала очень большой результат, благодаря которому постепенно, шаг за шагом я добрался до Большого театра.

 Вам выпал счастливый билет работать на сцене главного театра страны. Как вас принял Большой театр?

Поверить в это действительно было невозможно. По окончании хореографического училища меня пригласил сам Юрий Николаевич Григорович. Мы работали чрезвычайно много. У нас был очень талантливый класс. В Большой театр мы пришли бандой, целое поколение. Только из нашего класса девять человек пригласили в Большой театр. И это, конечно, очень помогает, когда ты приходишь, а рядом с тобой твои друзья. Мы занимались отдельным коллективом. К нам было совсем другое отношение и уважение. В принципе, театр нас сразу полюбил и как-то все к нам относились очень положительно, позитивно. Поддерживали нас. Когда я пришёл, я попал сразу в кордебалет и оттанцевал абсолютно всё, что можно. За нами наблюдали — кто что может. Первым спектаклем, куда меня поставили, был детский спектакль «Чиполлино». Мы называли его «детский „Спартак”», потому что хореография в нём очень сложная. Это был нереально тяжёлый спектакль. Если ты проходил через «Чиполлино», значит, ты готов к чему-то большему. Потом был балет «Любовью за любовь», который давал молодым артистам почувствовать себя ведущими солистами. Я впервые солировал в этом балете, вышел в роли Бенедикта. С этого началась моя творческая карьера. Я станцевал партию Принца в «Лебедином озере», партию Вишенки в «Чиполлино». На этом мы взрослели, закалялись, чувствовали балерин, плакали и вставали, понимали не как тебя научили в школе, а как это должно быть на сцене. Если артист на сцене уверенно выступает и получает удовольствие, то и зритель получит удовольствие от спектакля. Ничего другого в балете нет и не будет.

Каково это быть артистом Большого театра?

Мне повезло! Когда я пришёл в Большой, там было мудрое наставничество, которое работало! В Большом тогда были: Раиса Степановна Стручкова, Марина Тимофеевна Семёнова, Галина Сергеевна Уланова, Римма Клавдиевна Карельская, Николай Борисович Фадеечев, молодой Юрий Владимиров, Леонид Лавровский. Приезжала Майя Михайловна Плисецкая. Я не просто их видел. Все они работали со мной. Если бы я молодой тогда понимал, что они значили для нас для всех, то, наверное, жил бы в этом зале. Когда я впервые пришёл к Семёновой, к её балерине, Марина Тимофеевна сказала: «Ну-ка, дорогуша, встаньте, пройдитесь, пожалуйста!» Я прошёлся. Она смотрит на меня и говорит: «Вот когда вы научитесь ходить и стоять, тогда возвращайтесь к нам. До свидания!» Я прибежал домой и рыдал, говоря, что никогда туда не вернусь. Потом мы с Семёновой стали друзьями, сплетничали обо всём, она даже невест мне подбирала. И это всё надо было пройти. Помню, Галина Сергеевна Уланова говорила всегда очень тихо, что меня очень раздражало, и только потом понял, что она так тихо говорит, чтобы мы не думали о постороннем, слышали её и только она была в нашем сознании. Николай Борисович Фадеечев долго со мной работал, чтобы вытащить именно меня, мою индивидуальность на сцене. Первый мой репетитор, Николай Романович Симачёв, преданнейший театру и балету человек, правая рука Григоровича, который знал наизусть все его балеты, вёл меня и ежедневно заставлял делать всё лучше и лучше. И когда я останавливался и говорил, что я больше не могу,  он мне отвечал: «Ты что, на сцене тоже остановишься и попросишь зрителей подождать? Если ты не можешь сейчас, ты не сможешь никогда. Продолжай работать». Это были наставники, которые учили нас не только танцам. Они учили нас жизни.

Расскажите, как вы начали работать с легендарным балетмейстером Юрием Григоровичем?

Был сентябрь 1988 года. Это было то время, когда бушевали забастовки, постоянно проводились профсоюзные собрания. Был достаточно сложный период, но невероятно творческий и, наверное, самый яркий. Менялись поколения артистов. Большой театр в те годы был настоящим храмом искусства. Каждый в театре независимо от того, где он находился, был творческим человеком. Это были люди с музыкальным образованием, возможно, не с одним высшим образованием. Работали люди, которые очень любили театр, были преданы театру. Были плюсы, были минусы, но это была империя Григоровича с мощными мужскими спектаклями «Спартак», «Иван Грозный», «Легенда о любви», где выходили на сцену двухметровые могучие атланты и каждый артист был на своём месте. Были «пастухи», которые пахали на сцене на износ. И я через это прошёл. Было очень много гастролей, и за границей нас очень радушно встречали, все хотели что-то подарить, думая, что у нас в России очень тяжёлая жизнь. Мы жили и работали с удовольствием, с надеждой на светлое будущее.

Как Юрий Николаевич Григорович относился к вам? Каким был Большой театр в эпоху Григоровича?

Вы знаете, в те годы мы все относились друг к другу с большим уважением, все друг друга поддерживали. Была дружба и теплота в отношениях. Как относился Юрий Николаевич? Проходя по коридору, он непременно подходил, хватал меня за щёку, долго тряс. Не знаю, наверное, это что-то означало. Наверное, что-то хорошее. (Хохочет.) Он смотрел на меня острыми, наглыми, руководящими глазами, потом спрашивал: «Тебе всё понятно? Ты всё понял?» А я стою, моргаю глазами и только смиренно киваю головой. А он, смеясь, мне говорит: «Если я кого-то люблю, то люблю! Я всё сказал» — и шёл дальше. Вообще, Юрий Николаевич до последнего держал балет в своих руках. Он не отдавал балет администрации. Чтобы вам было понятно — в основном Большой театр зарабатывал на балете. Из того, что балет зарабатывал в Москве и на гастролях, Юрий Николаевич отдавал приблизительно 13–17% администрации театра. Балет хорошо зарабатывал и сам себя содержал. Григорович постоянно делал новые спектакли, новые костюмы, организовывал гастроли, чтобы балет жил хорошо. После того как Григорович ушёл из Большого, балет стал отдавать 70% администрации.

Что из вашей плодотворной балетной жизни вы переняли как педагог, постановщик, руководитель балета?

Я всегда внимательно следил за хореографами, с которыми работал, за музыкантами, дирижёрами, композиторами. Я следил за их поведением, их мнением, ощущением музыки. Особенно я перенимал традиции, которые живут в нашем искусстве. И это всё мне пригодилось: и когда я руководил балетом в музыкальном театре Станиславского, и когда я был худруком в Большом театре и сделал более 20 балетов, и сегодня в Школе балета, и в постановках ледовых шоу с Евгением Плющенко, у которого тоже учусь, потому что он становится неземным гением, когда выходит на лёд. У меня слёзы текут от счастья, когда я вижу нереальные чудеса, которые он творит на льду. Своим воспитанникам не устаю повторять: «Запоминайте всё! Это ваш сундучок: собрали, открыли, положили. Наступит день и час, когда вы его откроете и вам всё это пригодится». Я хочу быть тем руководителем, о котором мечтал сам, которому можно верить, доверять, видеть в нём наставника. Стараюсь не говорить, а делать. Делаю всё, что от меня зависит, и, на мой взгляд, делаю это хорошо. Вообще, если вы делаете что-то с удовольствием для себя и вам нравится результат, то это понравится всем.

Сергей, расскажите, какие современные последние постановки в Большом театре вам пришлись по душе. Что рекомендуете посмотреть нашим читателям?

Из совсем последних постановок мне показалась интересной «Чайка» на Новой сцене Большого. Балет — это всё-таки хореография: то, как работают артисты балета, как они чувствуют движения, как они умеют передать хореографию так, чтобы это шло к зрителю. С этой точки зрения мне понравилась «Чайка». Прекрасная режиссура Александра Молочникова. Очень красивые дуэты хореографа Юры Посохова. Его хореография, очень интересная по структуре, действительно заслуживает внимания. Я посмотрел балет «Анна Каренина» в постановке Джона Ноймайера. При хорошем составе исполнителей это интересный балет. Последняя работа, которую мы видели, — это премьера Большого театра — балет «Мастер и Маргарита». Тут спорно. Хореография довольно слабая, чтобы показывать через балет яркие образы персонажей. Но режиссёрски этот спектакль, на мой взгляд, сделан лучше всех возможных версий и вариантов трактовки «Мастера и Маргариты», которые кто-то пробовал и когда-либо делал. Он сделал качественно. Я голосую за качество — будет ли это балет или драматический спектакль.

Сергей, у вас очень артистичные дети. Как они относятся к балету?

У меня замечательные дети: старшему, Даниилу, 25 лет, среднему, Александру, будет 16, младшему, Серёже, 13 лет. Они не пошли по моим стопам. Балетом никто из троих моих сыновей не занимается. Когда я был премьером Большого театра, мы со старшим сыном Даней пошли смотреть балет «Щелкунчик». Танцевал Щелкунчика мой одноклассник Юра Клевцов, у которого бабушка была оперной певицей. Даня знал, что это дядя Юра. Вот дядя Юра победоносно расправляется с Мышиным королём и выходит с его короной. Зрители радуются, аплодируют. Щелкунчик победил Мышиного короля. Даня меня спрашивает: «Папа, а где Мышиный король?» Я ему: «Даня, дядя Юра победил Мышиного короля и теперь будет большой праздник. Все будут веселиться и танцевать». Даня говорит: «Зачем? Если Мышиного короля не будет, то пошли домой». И мы ушли. На этом отношения с балетом у старшего сына закончились. (Смеётся.) Была надежда на Сергея Филина — младшего. Он хорошо танцует, сам придумывает движения. Но нет, в балет он не пошёл.

Чем интересуются ваши мальчики?

Даня окончил Высшую школу экономики. Занимается интеллектуальным трудом: программирует, пишет музыку. Младшие, Саша и Серёжа, в основном учатся и поют. Оба участвовали в программе «Голос» на Первом канале. Саша был в команде Билана и дошёл до финала. Серёжа — в команде Лободы. У младших детей творческая жизнь. Саша лучше учится, Сергей Филин — младший хуже, но лучше танцует. Серёжа талантливый, но ничего не делает для этого. Саше, может быть, даётся всё с большим трудом, но он такой красавец и такой труженик… Саша считает, что он должен получить хорошее образование. Должен уметь прокормить себя и свою семью, иметь свой бизнес, а петь, по его мнению, — это уже хобби, для удовольствия. Скоро вы увидите новогодний клип, где снялись вместе и поют Саша с Димой Биланом. Клип будет презентован на ледовом шоу «Щелкунчик» 30 декабря.

О чём мечтают ваши сыновья?

О чём они мечтают, сказать сложно, потому что мы не знаем этого. Да, мне кажется, они сами этого не знают. Их мечты на дне гаджетов. (Смеётся.) Что точно могу сказать — детям не надо мешать. Потому что, когда мы начинаем мешать своим детям, это однозначно не приводит ни к чему хорошему. Поэтому их надо вести до конца, что сделала моя мама. Или как моя супруга, которая довела их до определённого этапа, когда они знают, что твёрдо стоят на сцене, хорошо поют, умеют достойно себя вести. Саше скоро исполнится 16 лет. Я в свои 16 лет мечтал только о девочках. Мне хочется верить, что Саша мечтает о том же, что и я в его годы. Потому что я не могу себе даже представить, что может быть лучше. Я всегда боготворил женщин. Я считаю, что женщина — это самое прекрасное, что Бог создал на земле. Любовь нас вдохновляет, даёт нам силы. Женщина прекрасна всегда и во всём. Поэтому пусть мои дети мечтают об этом. Если они будут мечтать о девочках, это для отца огромное счастье.

Есть ли у вас семейные традиции?

Наша семейная традиция — это по возможности всегда быть вместе. Ну и один из любимых наших праздников — это, конечно, Новый год, когда мы все вместе собираемся. Мы едем в загородный дом, приглашаем наших друзей. Люди, которые живут во дворцах и замках, тоже приезжают в наш загородный дом, потому что у нас всё искренне. У нас можно думать о чём хочешь, говорить что хочешь. По нашей семейной традиции в Новый год к нам всегда приходит Дед Мороз. И тут такая приятная праздничная суета начинается. Дед Мороз обходит большой круг возле дома и ставит мешок с подарками на крыльцо. Дети вприпрыжку выбегают, и начинается та самая семейная традиция (смеётся), о которой мы с вами говорим. Вы спрашивали, о чём мечтают дети. Мне кажется, об этом они и мечтают: о подарках, про которые они написали Деду Морозу.

Что самое главное для вас в жизни?

Главное — это понимать, что счастье есть. Всё в наших руках, всё возможно. Только надо делать, чтобы потом не говорить, что мы могли бы сделать и не сделали. Главное — это люди, которые рядом со мной и которые вдохновляют меня на добрые дела.

О чём сегодня мечтает Сергей Филин старший?

Я мечтаю о любви. У меня замечательная жена, которую я очень люблю и с которой мы вместе уже очень много лет. Она красавица, балерина Большого театра Мария Прорвич, моя Машенька. Она делает всё, чтобы у нас у всех в семье было вдохновение. Мне хочется сохранить добрую тёплую атмосферу в нашей семье. Чтобы моя мама, мои самые любимые, близкие и родные мне люди были живы и здоровы и жили долго и счастливо и чтобы мы все как можно дольше были вместе!

текст:
Ирина Бордюгова
фото:
из личного архива