Сергей Городничий уже семь лет выходит на профессиональную сцену. Шесть из них были отданы БДТ в его родном Петербурге, а нынешний сезон — московскому драматическому Театру на Бронной, где он уже сыграл Треплева в спектакле Константина Богомолова «Чайка с продолжением». Работа не осталась незамеченной для театральной Москвы. Но показ сериала «Ландыши. Такая нежная любовь» просто взорвал пространство! Рейтинги зашкаливают, о фильме много говорят и спорят, в особенности, о главных героях и актёрах, сыгравших эти роли.

Сергей, хотя «Ландыши» бьют рекорды по рейтингу, отношение к сериалу неоднозначное и в основном не из-за художественной ценности. Слышите ли вы отзывы на фильм и вашу работу, в том числе, в киношно-театральном кругу?

Какие-то мои товарищи не из этого круга посмотрели фильм и получили удовольствие. Но кто-то из них говорит, что поначалу история им казалась сказкой, особенно вызывал вопросы Лёха, который с первого взгляда влюбляется и предлагает жениться. Но серии к третьей, когда мой герой начинает доказывать свои слова поступками, люди проникались, и история не казалась им такой уж сказочной. Одна знакомая актриса выключила на первой серии, не пошло. Другая посмотрела и сказала, что не ожидала увидеть в конце сюжета тему СВО и удивилась, что у нас начали вообще про такое снимать. Но я, признаюсь, не углублялся в обсуждение, поэтому мне сложно понять, что она в это удивление вкладывает. Сегодня в театре ещё одна актриса сказала, что её мама не знала, что дочь репетирует со мной. И как я понял, маме понравились «Ландыши» (улыбается). Другой знакомый актёр сообщил, что его девушка — моя фанатка (смеётся). Меня некоторые спрашивают, кстати, и журналисты, почему многим так понравился сериал? Сложно ответить на этот вопрос, потому что, слушая зрителей и друзей, я вижу, что каждый там находит что-то своё. У кого-то отзывается история любви, кто-то радуется, что, наконец-то, появился достойный и лёгкий сериал, а не «грузилово» типа «Цикад» — сериал, который я очень люблю.

Да, он тяжёленький, но очень глубокий с психологической точки зрения, и оторваться невозможно. Замечательная режиссёрская работа Жени Стычкина.

Женя — волшебный. Во-первых, он мастер, во‑вторых, нам, артистам, которые поработали с ним, это просто подарок с небес. После Жени сложновато сниматься у других режиссёров, потому что он окутывает тебя аурой любви. Наверное, так происходит от того, что он сам актёр. Мне кажется, в «Цикадах» его большая заслуга в том, что он подобрал абсолютно точный актёрский состав. Между всеми ребятами был невероятный коннект. Я как будто попал в то прекрасное время, где мне четырнадцать лет, и я нахожусь летом в лагере. Саша Карпиловский, режиссёр «Ландышей», тоже наш коллега, и мне он очень напоминал в этом плане Женю, потому что и для него артисты — главные на площадке. И у меня, и у Ники (Ника Здорик — прим. авт.), конечно, было своё понимание героев. Но когда Саша подходил, садился перед тобой на корточки и начинал чуть ли не шёпотом что-то говорить, то даже если ты не понимал, чего он хочет, старался сделать то, что он просил. И, мне кажется, именно то доверие, которое возникло, по крайней мере, между нами тремя, сыграло ключевую роль в том, что наши герои стали очень живыми и объёмными.

У вас всё началось с известного в Питере и даже за его пределами ТЮТа, «Театра юношеского творчества»…

Да, я там оказался случайно, когда в моей жизни закончился спорт, мне это посоветовала учительница, и неожиданно эта история затянула. Я занимался там с пятнадцати лет почти три года, пока меня не выгнали за драку.

Неужели всё так серьезно было?

Нет, это не была серьёзная драка. У нас с бывшим другом возник конфликт из-за девушки. Однажды он её оскорбил. Мы вышли из театра, и я надавал ему «люлей» (смеётся). Это увидел наш педагог. Нас по отдельности вызвали на беседу, и в качестве воспитательной меры решили обоих исключить. Но это уже было близко к поступлению, поэтому, по большому счёту, я ничего не упустил.

Где вам больше хотелось учиться — в Москве или дома, в Петербурге?

Я поступал в Питере и проходил у двух мастеров. Но там конкурс в августе, а в Школе-студии МХАТ в начале июля мне сказали, что берут. Поэтому я с радостью принял это предложение от института и Евгения Александровича Писарева. Я хотел переехать в Москву, потому что это новая жизнь, новые горизонты, новые люди, общежитие… Мне очень нравилась возможность оторваться от родителей. Да, при этой свободе нужно было полностью нести ответственность за себя, но меня это не пугало. Хотя, конечно же, появилось много проблем, которые приходилось решать чуть ли не в одиночку, но ничего, я справился.

После окончания института вы вернулись домой и стали работать в БДТ. Всё-таки хотели жить в родном городе? И не предлагал ли Писарев, ваш мастер, взять вас в свой театр?

Нет, мне он не предложил место в театре. Он нам сказал, что не возьмёт тех, для кого у него сразу нет ролей, что неправильно актёру просто сидеть в буфете. Но у меня и не было цели попасть в Пушкинский театр. Хотя, если бы Евгений Александрович предложил, я бы пошёл, потому что это была бы возможность остаться в Москве. И так как я на курсе с ним не поработал, было бы классно это осуществить в театре. Но я думаю, когда-нибудь это обязательно случится, хотя я не очень поющий человек (смеётся), а у Писарева это важная составляющая во многих спектаклях. Он, по моему мнению, сейчас один из лучших режиссёров, работающих в таком жанре. И мне нравится, что он продолжает политику Олега Павловича Табакова, считавшего, что поляна должна быть разной, говоря о возможности работы в театре разных режиссёров. Для меня в этом и состоит ценность театра. Но и БДТ соответствуют такому видению, потому что Андрей Анатольевич Могучий тоже приглашал на постановки много совершенно непохожих режиссёров, например, Андрея Кончаловского и того же Константина Богомолова.

Вам было комфортно в БДТ? Ведь вы там больших ролей за шесть лет практически не сыграли, разве что Меркуцио в «Ромео и Джульетте»…

Вполне комфортно. И у меня там шесть ролей было сделано. В «Калеке с острова Инишмаан» по Макдонаху я играл Бартли. Не сказал бы, что роль маленькая, и она очень яркая, я люблю её. Я был распределён на Раскольникова в «Преступлении и наказании», но меня наказали за то, что я уехал на съёмки на один день, не отпросившись. Сначала я репетировал Разумихина, а в результате выпускал Заметова, совсем маленькую роль.

Наказание, по-моему, несоразмерно преступлению.

Мне, конечно, этим не объяснили то, что произошло, но я почти уверен, что дело обстояло именно так (улыбается).

А как произошла встреча с Константином Богомоловым, под руководством которого вы теперь работаете? Не в БДТ ли познакомились, когда он ставил там «Славу»?

Нет, я пришёл в БДТ на полгода позже и прямо локти из-за этого кусал. Мне очень понравился его спектакль, хотя теперь это совсем другой Богомолов. Он эволюционирует, что круто. Сейчас в своих работах, мне кажется, он стал строже и конкретнее.

Как вы с ним познакомились, и как произошёл ваш переход в «Театр на Бронной»?

Я узнал, что театр устраивает просмотры актёров, и для этого нужно отправить анкету, что я и сделал. Но никакого ответа не получил. Это было ещё за год до «Ландышей». А во время съёмок я пошёл в театр и встретился со знакомой актрисой. Мы обменялись новостями, я рассказал, что меня не приглашают на просмотр. Она предложила самой передать анкету. И спустя месяца три, видимо, Константин Юрьевич посмотрел анкету, я был приглашён на прослушивание. Я подготовил отрывок с партнёром, Богомолов послушал, наверное, две минуты и попросил меня остаться (улыбается).

«А вас, Штирлиц, я попрошу остаться…»

Да, да (смеётся). Он задал пару вопросов и сказал: «Я бы хотел вас видеть в труппе». Я спросил: «А можно ли на контракте?» Я хотел остаться в БДТ и порепетировать с Богомоловым один спектакль, попробовать такое сотрудничество. Он ответил, что театру невыгодно меня возить. Я взял время подумать, хотел выпустить премьеру. Но её перенесли на сентябрь, и я решил: была — не была, перееду в Москву, а там как сложится. Написал на Бронную, что, если я нужен, то готов. И меня пригласили репетировать в спектакле «Заговор чувств». В процессе работы Константин Юрьевич предложил ещё репетировать Треплева. «Заговор чувств» из-за болезни артиста исчез, а «Чайка» благополучно вышла. И я безумно рад, что у меня случилась эта роль. У нас нетривиальное прочтение моего героя, и было невероятно интересно работать с Богомоловым. Я нормально воспринимал и то, что он кричал на меня, понимал, почему это происходит. И был счастлив, когда получалось сделать именно то, чего Константин Юрьевич добивался. А сейчас мы выпускаем спектакль «Смерть Тузенбаха, или Подлинная история Ольги, Ирины и Маши», где я и играю Андрея. Поучаствовать в таком материале очень интересно. Тем более, когда сочиняет Константин Юрьевич. Действие происходит в 1943–1944 годах, и это в чём-то тарантиновская история.

Вы признались, что после «Ландышей» вам пишет много девушек, и если бы вы не были в отношениях, то «разгулялись» бы. А может быть, вы так же точно влюбились бы в одну из написавших?

Ой, не знаю, но на самом деле это уже можно оставить в зоне фантазии, именно потому, что у нас с моей девушкой всё прекрасно, и я в эту сторону вообще не думаю. Но действительно, так как я — человек общительный, мне было бы интересно общаться с противоположным полом. А сейчас просто нет потребности в этом.

Неужели сейчас у вас отпала даже такая опция, как лёгкий флирт, и глаз не загорается от женской красоты, таланта и обаяния?

Для меня это всё сейчас достаточно бессмысленно, так как я не вижу цели. А без перспективы всё становится не так интересно. Как с моим желанием сняться у Тарантино (улыбается), и тут впереди должна маячить цель, и очень конкретная. А это семья и дети.

А вы уже готовы стать отцом?

Я уже задумываюсь об этом.

Но вашей девушке Лере всего девятнадцать лет. Сегодня мало кто становится мамой в таком возрасте и даже постарше.

Лера тоже готова к этому.

Вы не скрываете, что патриархальные взгляды вашего Лёхи вам близки и что было бы прекрасно, если бы жена, как ваша мама, сидела дома и занималась детьми. А Лера согласна с этим?

Да, мне близка позиция моего героя. И скажу честно, Лера в принципе разделяет мои взгляды.

Но она учится на продюсерском факультете, и вы помогли ей открыть актёрское агентство. А если ей захочется активно заниматься профессией?

Я приемлю такую приоритетность: сначала дом, быт, дети. И если будет оставаться время на то, чтобы работать, — пожалуйста, я не против. Но вообще всё обсуждаемо. Надо уметь разговаривать.

А сколько вас, детей, у родителей?

Нас трое. У меня ещё два брата. Один на три года старше, второй на десять младше. Я очень занимался его воспитанием, и маме помогал, и учил его. Мне было интересно с ним возиться. И я пытался, когда он немного подрос, выстраивать отношения на равных, наверное, ещё и потому, что у старшего брата прослеживалась чёткая иерархия — «я старший».

Хотя разница всего в три года.

Да, но нас так отец воспитывал, что старший должен нести ответственность за младших. Конечно, к моим восемнадцати годам, когда я уехал в Москву и приезжал домой, а потом вернулся после окончания института, брат уже изменил эту модель отношений и стал общаться на равных. Но изредка у него и сейчас что-то из прошлого проскакивает.

А как у вас распределяются на чаше весов материальные цели и творческие интересы? Если одновременно поступят два предложения — одно весьма посредственное, но с очень хорошим гонораром, а со вторым всё наоборот, что выберете? Я не говорю о ситуации, когда семья нуждается или о форс-мажорных обстоятельствах…

Я хочу в этой ситуации отталкиваться от того, насколько мне деньги необходимы. Если представить, что у меня есть ребёнок, и надо кормить и его, и жену, то, конечно, я пойду в тот проект, где смогу больше заработать. Но если я знаю, что у меня есть какие-то финансовые запасы, несомненно выберу роль, которая мне интересна, вне зависимости от гонорара, потому что она в любом случае может привести к успеху, а, соответственно, и к деньгам. Сейчас я понимаю, сколько примерно зарабатываю, и сколько у меня уходит в месяц. Я почти ни в чём себе не отказываю, но на одежду или на отпуск недостаточно средств, чтобы чувствовать себя свободно. Я знаю, какая сумма мне нужна, чтобы нам жить комфортно, включая съём квартиры и, может быть, будущую ипотеку. Но я жил и на тридцать тысяч рублей в месяц и не голодал.

Ещё о целях. Вы говорили, что, когда занимались тхэквондо, вам важна была большая цель, и это была Олимпиада как предел мечтаний. Не знаю, призовые места или сам факт участия. А в кино и в театре вам призы и премии не так важны. Но по каким критериям тогда вы здесь определяете те высшие цели, стремления и достижения? В спорте же всё конкретно, и обычно результаты объективны.

Очень интересный вопрос. Прямо задумался, потому что действительно у меня была цель — Олимпиада. И мне всегда на соревнованиях хотелось выиграть, потому что глупо, мне кажется, иначе находиться в спорте. И даже когда казалось, что невозможно победить, я всё-таки находил в себе силы и перешагивал через свой страх, хотя признаюсь, что не всегда. Бывали моменты, когда я «давал заднюю» и не шёл в бой из-за боязни или мнительности. Правда, это всё достаточно быстро проходило, и я снова рвался в бой. Но как только мне сказали, что нельзя серьёзно заниматься из-за травмы спины, я сразу ушёл из спорта, потому что всё это стало неинтересно без соревнований, достижений, побед. А в кино и в театре в отличие от спорта всё очень субъективно.

Непонятно по каким критериям оценивать фильмы, спектакли, актёрские работы. В нашей профессии нет никаких нормативов, да они и убили бы всё, потому что в искусстве как раз интересно наблюдать за тем, что выходит за рамки нормы. Хотя и рекорды в спорте или какие-то новые элементы в определённый момент выходят за рамки. Порой кажется, что за рамки возможного. Но награды в моём деле не имеют для меня такой ценности, как это было в спорте. Главная ценность — сам путь в профессии и возможность узнать себя глубже, что-то понять о самом себе.

текст:
Марина Зельцер
фото:
Медана Чумаченко,
пресс-служба театра на Бронной