BABYER magazine

Вы конечно же можете не поверить, но когда я зашла в кабинет к директору Московского цирка на Цветном бульваре Максиму Юрьевичу Никулину и как только взглянула на него, увидела смеющиеся глаза его отца — легендарного клоуна Юрия Владимировича Никулина. Потом взгляд Максима Юрьевича изменился, но ощущение, что меня поприветствовал сам Юрий Владимирович Никулин, осталось. И уже после я стала всматриваться в лица сыновей Максима Юрьевича, и на долю секунды это ощущение повторилось. Что‑то едва уловимое в походке, манерах, повороте головы есть и в детях Максима Юрьевича, внуках Юрия Владимировича ­Никулина. Одним словом, мне посчастливилось познакомиться с удивительной династией Никулиных, о чём спешу поделиться с вами.

В цирке на Цветном бульваре, который вот уже более ста лет радует своего зрителя, есть традиция: вся цирковая семья, включая артистов, руководство, постановочную группу и даже технических работников говорят про Юрия Владимировича — флагмана династии Никулиных — в настоящем времени, и каждый раз, когда готовят очередную цирковую программу, думают о том, чтобы получить одобрение Ю. В. (так нарёк Никулина режиссёр Алексей Юрьевич Герман на съёмках фильма «Двадцать дней без вой­ны» и с тех пор прозвище Ю.В. так и прижилось среди своих).

Максим Юрьевич, уже несколько поколений Никулины верой и правдой служат великому цирковому искусству, которое восхищает, поражает, смешит, дарит всем нам ощущение ни с чем не сравнимой детской беззаботной радости. Зрители смеются, становятся добрее и счастливее. Есть в этом особенная цирковая магия.

Я с вами абсолютно согласен: цирк — это особый вид искусства. Тот, кто это чувствует, не сможет расстаться с цирком. А если говорить о династии Никулиных, то я бы начал с Владимира Андреевича, нашего деда. Хотя он непосредственного отношения к цирку не имел, но с цирком был связан, писал репризы, конферансы. Бабушка моя была актрисой драматического театра, а дед служил там режиссёром. Когда же они перебрались из Смоленска в Москву, а найти работу режиссёру из провинции было нереально сложно, то дед переквалифицировался в «малоформиста».

Любопытная профессия.

Дед писал заметки и фельетоны в газеты на темы искусства и культуры. Писал скетчи, репризы, конферансы для эстрады и был хорошо знаком с этим миром — и с актёрами, и с режиссёрами, и с достаточно известными конферансье. Отец говорил, что деду платили мало и крайне нерегулярно. Да и само творчество нерегулярное: сегодня заказали, завтра нет. Отец как‑то встретил на улице Михаила Светлова и спросил: «Миша, я слышал, ты работать пошел?» «Да, я устроился соредактором в издательство». «А что, деньги‑то платят хорошие?» На что Светлов ответил: «Хорошие, но мало».

Была ли издана книга по рукописям деда?

Нет. К сожалению, не осталось никаких архивов и бумаг. Что такое конферанс в то время? Это сейчас спектакли по таким материалам делают, а тогда это было представление номеров, игра с публикой. То, что сегодня рождалось, завтра умирало. Вообще историю семьи со стороны мамы я знаю с конца XVIII века. А со стороны отца не знаю ничего.

Почему так получилось?

Мы никогда не были близки с отцовскими родителями. Они жили отдельно, а мы — все вместе, с мамой, с бабушкой в огромной коммунальной квартире, где все друг другу были почти родственниками. Были и соседи, была ничейная бабушка, которая жила в комнате без окон. Традиционная московская коммуналка — две смежные кухни, керогазы, керосинки, примусы и прочее. Это пока ещё нам газ не провели. Я ещё помню, когда углём топили. Голландские печки были.

Какое самое яркое детское воспоминание?

Да нет яркого воспоминания. Я плавно в жизнь вползал, а потом входил. Это всё равно что спрашивать, какое моё первое впечатление о цирке. У меня не было первого впечатления о цирке, потому что я в этом мире оказался с детства. Вообще когда дети уже что‑то соображают — в четыре–пять лет — их в первый раз приводят в цирк. И вот тогда конечно же яркие впечатления ребёнок получает. Это своего рода шок. Яркий свет, животные, громкая музыка, много народу. А я к этому постепенно привыкал, и у меня шока не случилось.

Кто в большей степени занимался вашим воспитанием?

У меня было счастливое детство с бабушкой. Родителей я очень мало видел.

То есть вас растила бабушка?

Да, я бабушкин сын абсолютно. Я в общем‑то вырос и в цирке, и не в цирке. Потому что я цирковой человек, но я не родился в опилках.

Вся ваша жизнь связана с цирком. Уже сели за мемуары?

Мне очень многие коллеги, знакомые и друзья говорят — Максим, напиши о тех временах, об отце, о себе, о семье. Но во-первых, сейчас пишут все. И потом, всё равно это будет книга о себе любимом. Знаете, почему люди любят чужие юбилеи и похороны?

Почему?

Да потому что на таких мероприятиях представляется возможность рассказать что‑то о себе. Что‑то типа: «Вот мы с юбиляром… А помнится, мы вместе… Я вспомнил такой случай, когда мы…». И понеслось!

Юрий Никулин — тот человек, о котором необходимо писать, хотя бы для потомков.

Да, отец — личность неординарная. Юрий Владимирович был очень хорошим артистом — и в кино, и в цирке, естественно, в своём образе клоуна Юрика. В кино он был гораздо глубже, и даже комедийные роли намного глубже, чем в цирке. Цирк — это гротеск, это упрощённая пародия на жизнь. Но в то время было много других клоунов, причём разных: талантливых, интересных, ярких, например, Леонид Енгибаров, Олег Попов, Борис Вяткин, Константин Берман, Валерий Серебряков, Станислав Щукин, Анатолий Марчевский, Ротман Маковский и многие другие. Я не беру сейчас Карандаша (Ред.: Михаил Николаевич Румянцев, клоун под сценическим псевдонимом Карандаш, — один из ведущих представителей циркового искусства XX века). В 60-е годы был громадный вброс замечательных клоунов в цирковую атмосферу.

Но Юрий Никулин уникален ещё и тем, что он был не только великолепным клоуном.

Да, отец к тому же и великий артист кино. Ему удавались и драматические роли, и комедийные — любые. Но рядом с ним в это время были, если брать его поколение, — и Жаров, и Баталов, и Смоктуновский, и Папанов, и Миронов. Они были одного уровня. И спорить о том, кто глубже, ярче, — сложно. Они разные. Но лишь единицы пользовались такой всенародной любовью, как Юрий Владимирович Никулин, мой отец. Потому что он был великим человеком прежде всего.

Он был человеком с большим сердцем. Говорят, что он чрезвычайно заботился о судьбе артистов и всего циркового искусства в целом.

Его человеческое начало читалось везде — и в манеже, и в образе клоуна Юрика, и в образе Балбеса в «Самогонщиках», и в образе майора Лопатина в фильме «Двадцать дней без вой­ны», и в роли инспектора Глазычева в «Мухтаре». Это такая данность. У него было через край того, что нужно людям. А людям нужно то, что всегда в дефиците. Это любовь, честность, порядочность, верность, преданность, щедрость, милосердие. Те составляющие, которых всегда мало. То, к чему люди тянутся. Потому что этого не хватает. А у него этого было всегда сполна. Поэтому так его любили. И страна его любила. И люди его любили. Разные люди — от самых простых до членов  Политбюро. Вот в этом главное. Актёрские данные — это всё вторично. Потому что главное в Юрии Никулине —  его человеческое начало.

Кто был первым наставником у Юрия Владимировича Никулина?

Папа считает, что Карандаш. Карандаш дал ему пинок в жизнь. Путёвку — не скажу. А импульс, посыл дал, конечно, Карандаш.

А вы как считаете?

Я считаю, что 50 на 50. Именно Карандаш его заметил, представил публике. Понимаете, любое образовательное начало — это даже не ремесло. Главное — объяснить, показать, направить, а дальше — сам. Это как на факультете журналистики не учат журналистике, не делают журналистов. Так же, как в литературном институте не делают писателей и поэтов. Можно чему‑то научить, дать импульс, толчок, что Карандаш и сделал. Он заметил Юрия Владимировича, ещё когда тот был в Студии клоунады при московском цирке у Марка Соломоновича Местечкина — главного режиссёра Московского цирка на Цветном бульваре в те годы.

Что Местечкин рассмотрел в вашем отце?

Он был Мастер, а Мастерам свой­ственно замечать то, что другие не замечают. И, что характерно, Лев Александрович Кулиджанов, который только один раз видел отца в цирке, а в кино ни разу, сразу пригласил его на сложную драматическую роль в культовом фильме «Когда деревья были большими».

Кулиджанов — одна из ярчайших фигур эпохи выдающегося советского кинематографа. Это судьба, что два великих человека встретились, а мир получил гениальную картину.

Кулиджанов разглядел мастерство отца. Режиссёрское видение: поворот головы, какие‑то нюансы, особенности, которые видят только настоящие режиссёры. И тогда начинает формироваться образ. Так же и Карандаш, когда увидел Никулина, сказал ему: «В вашей разговорной конторе вас никто не научит. В опилки носом надо». И предложил идти к нему в ассистенты. Взял в ученики. Ассистент Карандаша — звучало гордо, а по факту должность прислуги, заниматься всем, что скажут: бегать за покупками, заниматься реквизитом, костюмами и т. п.

Сколько времени прошло, когда Карандаш позволил вашему отцу выступать вместе с ним?

Почти сразу они стали вместе выступать. Но отец всё же ушёл от Карандаша.

По каким причинам они не сработались?

Михаил Александрович был человеком с очень непростым, конфликтным характером. Был даже случай, когда он настолько отца завёл, что тот за ним бегал с топором вокруг цирка. Если бы отца вовремя не остановили, то мы бы с вами здесь не сидели.

Это как надо достать человека, чтобы он взял топор? Тем более добродушный Юрий Никулин. Даже не верится.

Да, отец — добрейший человек. Он потом рассказывал, что у него будто пелена перед глазами возникла и он не помнил, что произошло. Люди, которые наблюдали это, просто увидели, что он схватил топор и побежал за Карандашом. Отца догнали, скрутили, отобрали топор.

Почему Карандаш взял вашего отца и Шуйдина?

Во-первых, они оба — фронтовики.

Сколько отцу было лет на тот момент?

Ну смотрите, отцу было восемнадцать, когда его мобилизовали. Плюс семь лет вой­ны. То есть 25 лет. Плюс 2–3 года он занимался в цирковой студии. Получается, что в ученики к Карандашу он попал, когда ему было около тридцати.

Я так понимаю, что от Карандаша всем доставалось?

Да. Как‑то Михаил Шуйдин после очередной деспотичной выходки Карандаша сказал, что больше не может с ним работать и хочет уйти. А отец с Шуйдиным сразу договорились, что если кто‑то из них уходит, то второй тоже уйдёт. Когда Миша объявил, что хочет уйти, Карандаш ответил: «Чудненько, пишите заявление». Потом отец пришёл к Карандашу и сказал, что он тоже уходит вмести с Шуйдиным. Карандаш ответил: «Идите все!».

Отец сильно переживал?

Да, очень сильно переживал. Говорил, что представлял себе, как Карандаш, которого бросили его же ученики, сидит одинокий в гардеробе с собачкой. А как оказалось, жалеть‑то надо было себя, потому что Карандаш тут же набрал других учеников.

То есть Карандаш не переживал, что потерял талантливых учеников?

Нет. У него очередь стояла из тех, кто мечтал с ним работать. Для него ученики были рабочим реквизитом. Они делали для него только то, что он говорил. То, как он говорил и как он хотел. Свободы творчества у них не было.

Как складывалась жизнь после ухода от Карандаша?

Получилось, что они остались у разбитого корыта. Потому что у них была одна реприза, и та полусамодеятельная.

Карандаш не вставлял потом палки в колёса?

Нет, он про них забыл. Ему было не до этого.

А потом они общались?

Специально в гости не ходили, но когда встречались, то общались. У них остались нормальные, ровные отношения. Потом, когда Карандаш уже был в преклонном возрасте, когда они пересекались, то Карандашу нравилось повторять: «Никулин, ты мне должен!». Отец прекрасно знал, о чём он хочет сказать, но каждый раз подыгрывал Карандашу, делал вид, что не понимает, о чём речь. Каждый раз отец делал удивлённое лицо. На что Карандаш с удовлетворением отвечал: «Во-первых, я тебя женил!».

Максим Юрьевич, ваши родители прожили долгую и счастливую совместную жизнь. Как произошла их судьбоносная встреча?

Мама вспоминала, что когда она вошла в гримёрку Карандаша, там стояли большие ящики для реквизита и на них сидел молодой человек, смешно болтал ногами и страшно смущался.

Этим и приглянулся?

Возможно, какой‑то наивностью. Отец пригласил маму в цирк на своё выступление, во время которого Карандаш по очереди сажал парней на лошадь. Они пугались, а лошадь на ходу их сбрасывала. И пока они работали эту репризу, отец говорил, что с манежа видел цвет женского белья аж до пятого ряда. Женщины, сверкая бельём, забрасывали ноги наверх от смеха. И хохотали до слёз. На первом же свидании, когда отец пригласил маму в цирк, он во время большой репризы «Лошадь» прямо на маминых глазах попал под лошадь и оказался в больнице. Мама его стала навещать, а на момент выписки они уже понимали, что им нужно быть вместе.

Кто придумал репризу «Лошадки», на которой люди хохотали до посинения?

Карандаш придумал. Он потом её делал с другими партнёрами, но менее успешно. Так как отец с Шуйдиным были самые органичные в этом номере.

Как могло случиться, что вашего талантливого отца не взяли ни в один из творческих вузов, когда он поступал?

Да вот так. Он в Москве во все театры пытался поступить и во ВГИК.

По каким причинам не брали?

Во ВГИКе отцу сказали, что он не киногеничен, в театре, что он не сценичен. Отец мне рассказывал, что Николай Семёнович Байкалов дружил со знаменитым театральным режиссёром, гениальным педагогом Юрием Александровичем Завадским. Завадский пришёл в цирк, посмотрел спектакль и спросил: «Так это реально из публики люди на манеж выходят?». На что Байкалов ответил: «Нет, это наши клоуны, которые вместе с Карандашом работают». Завадский говорит: «У меня полное впечатление, что это из публики. Так органично себя ведут. Познакомь меня с этим длинным парнем». Он указал на отца, а Байкалов позвонил из-за кулис и попросил позвать Никулина. Папа вспоминал, что когда узнал, что его хочет видеть сам Завадский, сильно разнервничался, потому что относился к нему с придыханием. Когда встретился с Завадским, тот ему напомнил: «Юра, вам надо работать, есть талант, его надо развивать». А Байкалов, желая подколоть Завадского, сказал: «А когда Никулин поступал к тебе в театр, ты же его и не принял». На что Завадский ответил: «Правильно сделал. Здесь он себя нашёл, а прими я его тогда — испортил бы жизнь человеку».

Юрий Никулин был ведь отменным рассказчиком? Всю жизнь собирал анекдоты и постоянно в компаниях делился новыми.

Да. Когда папа начинал травить анекдоты на площадке, все хватались за животы. Смешнее всего была реакция нашего главного комедиографа, Леонида Гайдая, который после Никулинского анекдота тихо, безэмоционально говорил: «Смешно». Это была его высшая оценка. Но, глядя на то, как он это говорил, тоже хотелось смеяться.

Какой ваш любимый анекдот?

Свежий.

Расскажите!

Из последних я прочитал не так давно. Это даже не анекдот — загадка. Понравилась мне по фактуре. Относится к началу прошлого века. Отгадайте — что бедный отдаёт, а богатый хранит?

Сейчас попробую отгадать.

Не пытайтесь. Никогда не догадаетесь.

Тогда не томите.

Это сопли.

Господи! Вот так загадка!

Всё просто. Бедный сморкается прямо под ноги себе. А богатый аккуратно, в платочек и кладёт в карман.

Теперь блесну в компании! Хотя сейчас не часто услышишь анекдоты.

Сейчас изменился формат шуток. Если раньше это были рассказы, то сейчас это короткие цитаты. Другие шутки, другая литература.

Максим Юрьевич, какую литературу вы предпочитаете? Кто ваши любимые писатели?

Из наших классиков — Чехов, Паустовский, Бунин. Из зарубежных — О. Генри.

Что из современной литературы выделяете?

Да вы знаете, что‑то из современной не могу ничего особо выделить. Она, может быть, и неплохая. Но все эти переживания, ситуации, размышления меня не трогают. Прочитанное перечитывать не буду.

А что перечитываете?

Чехова. Но не пьесы. Пьесы я терпеть не могу, лучше бы он их не писал, с моей точки зрения. А его рассказы — это фантастика. Киплинга перечитываю — и стихи, и прозу. Искандера обожаю. Несколько раз имел счастье встречаться с ним, и скажу вам, что более скучного человека в общении, в компании я себе представить не могу. Он всё время молчал, а если открывал рот, то говорил невнятно и косноязычно. Одно время наша семья дружно села на зарубежную фантастику. Из наших фантастов мои любимые — Стругацкие. Это моя литература.

Какая не ваша?

Толстого, знаете ли, Льва Николаевича не жалую.

Как долго встречались ваши родители до вашего появления на свет?

Не так долго, по рассказам родителей. Они пару-тройку месяцев повстречались, а потом мама повела отца знакомиться с родителями.

Мама где училась?

Она поступила в Тимирязевскую академию, только так и не смогла её закончить.

Неужели выгнали?

Если бы. Закрыли факультет декоративного садоводства, на котором она училась. Решили, что такой факультет в Советском Союзе лишний, и его закрыли. Посчитали буржуазным излишеством.

А после вуза?

Она пошла в цирк. Потому что, когда родители поженились, она ещё была студенткой. А когда факультет прикрыли, то особо не знала, куда себя девать. Отец с Мишей Шуйдиным репетировали клоунаду — «Большие дела маленького Пьера»: как мальчик в Париже расклеивает прокоммунистические листовки, а за ним бегают жандармы. Скетч такой. И они сначала взяли на роль мальчика из детей артистов — подготовленного ребёнка, который уже в цирке работал. И мальчик на первой же репетиции упал и сломал руку. После чего, к кому бы они ни обращались, им все отказывали, говорили, что детей своих им не отдадут. И деду пришло в голову предложить Таню в их номер. Таня худенькая, маленькая, на мальчишку похожа. Отец взял отпуск. Они поехали в Кратово, к тётке на дачу. Там репетировали в лесу. Отец из шишек выкладывал манеж в 13 метров, и так они репетировали. Потом Таню просмотрели и взяли на работу в цирк. И так с цирка всё и началось. Цирком и закончилось.

Мама горела цирком или работала, поскольку в этом была необходимость?

Ей нравилось. Вы понимаете, цирк, если к нему есть склонность или предопределённость, затягивает. Довольно широко распространено мнение, что цирк — это замкнутый мир, типа масонской ложи. Что туда трудно вой­ти. Очень интересно про цирк сказал Владимир Петрович Пресняков. Он писал музыку для нашего детского спектакля. Очень хороший получился спектакль, с успехом у нас прошёл. Так вот, когда отмечали премьеру, Петрович поднял такой тост: «Я хочу выпить за ваш цирк. Первый раз в жизни я с вами работаю несколько месяцев и теперь понял смысл этой заезженной фразы — живут как одна семья. Я всю жизнь на эстраде. Эстрада тоже семья, только называется по-итальянски — мафия».

Часто композиторы предлагают свои сочинения для цирковой программы?

С нами многие работали и продолжают работать. Очень хорошую музыку написал для нас Максим Дунаевский. Мы с ним были знакомы ещё в молодости, и мне пришла в голову мысль позвонить ему. Мне говорят — ты что, с ума сошел? Он же заломит такую цену, что вы просто не потянете. Я позвонил, и он сразу пришёл. Я изложил идею спектакля и говорю, тут ещё вопрос в авторском вознаграждении. Он отвечает — сколько заплатите, столько и хорошо. Я на этом не хочу зарабатывать. Мне просто интересно.

Где вы ищете молодых композиторов для новых программ?

Да они сами находятся. Мир музыкальный не безграничен. Здесь все друг друга знают. Это как в цирке. Есть цирковые фестивали, на которых мы все собираемся. И смотрим новые имена, новые номера, новые тенденции, новое прочтение старых программ, номеров. Цирк — это абсолютно открытый мир. В него очень просто вой­ти. И очень сложно выйти. Эти 13 метров манежа забирают тебя. Я не мистик, но что‑то в этом есть. У нас говорят, из цирка не уходят, из цирка уносят. В подавляющем большинстве случаев это на самом деле так.

Но не всех же принимает цирк?

Цирк может не пустить, может отторгнуть, если человек не цирковой. Мы делим людей на цирковых и не цирковых. Ты можешь работать в цирке, но ты не цирковой. На моём веку было несколько случаев, когда люди хотели работать в цирке или думали, что хотят, а цирк их не пускал. И через некоторое время они вынуждены были покинуть цирк.

Вашу супругу принял цирк?

Мы вместе уже почти 40 лет. Естественно, она этот мир поняла, почувствовала, и цирк её принял. Сейчас Маша о каких‑то вещах касательно цирка рассуждает уже профессионально. Потому что мы постоянно что‑то вместе с ней обсуждаем. Супруга закончила Институт управления, но по специальности не работала. Уже глубоко беременная, она защищала диплом. Её куда‑то распределили, даже зарплату платили, которую я получал за неё раз в месяц. Её там тихо ненавидели. Потом грянули 90‑е годы, все ударились в бизнес. И мы тоже. Надо было жить, кормить двоих детей. А когда она пробыла в декрете сначала с одним ребёнком, потом со вторым, то начала меня гнобить. Я понимал, что она не сможет сидеть вечно в четырёх стенах.

Супруга устроилась на работу?

Тогда были модны курсы английского языка. Соседка по дому, её же ровесница, открыла такие курсы и пригласила Машу управляющим. И вот мы вечером приходили — она со своих курсов, я с работы на телевидении. Она мне начинала рассказывать, как всё неправильно устроено и как надо правильно организовать работу. И в один прекрасный день я сказал: «Вот возьми, пожалуйста, и купи себе курсы, занимайся ими сама. Только голову мне не морочь». И она в это дело погрузилась и несколько лет успешно работала. А потом, когда начал к этому спадать интерес, мы, как и многие, за всё в те годы хватались. Мы и соки развозили по кафе, и детскими вещами торговали. А потом переключились на туризм. Но цирк в нашей жизни всё время присутствовал. И через отца, и через маму. Да и вообще это такая затягивающая штука.

Максим Юрьевич, с потерей отца на вас легла ответственность за дело всей его жизни. Кто помог, поддержал в этот сложный период? Тогда ведь у вас было много недоброжелателей?

Их и сейчас достаточно. Мама, конечно, очень меня поддержала, и дирекция цирка. Я тогда уже работал в цирке заместителем. Моя должность называлась директор-­распорядитель.

Что входит в обязанности директора-распорядителя?

Контракты, переговоры, встречи. Бумаги в том числе. Это администраторская, в общем, деятельность. Не чисто экономическая, потому что этим занимается экономический департамент. И не чисто творческая, потому что творчеством занимается худсовет. То есть я занимал должность первого замдиректора.

С какими проблемами столкнулись?

Мы тогда уже были частной компанией. И на общем собрании меня предложили в качестве Генерального директора. Это меня очень сильно поддержало. Потому что я слегка рефлексировал. Но я прекрасно понимал, что в любом случае не смогу полностью заменить отца на посту Гендиректора цирка. Но найти человека, который мог бы стать адекватной заменой отцу, тоже было невозможно. У меня было преимущество — фамилия. Мне с моей фамилией даже сегодня проще чего‑то добиться для цирка, чем Петрову, Иванову, Сидорову. Потому что имя отца осталось. Есть фильмы, которые смотрят, есть люди, целые поколения, которые помнят, любят, уважают, идут навстречу. И для цирка это важно.

Как вы всё это выдержали?

Понимаете, выдержать было трудно в первые годы, да еще время такое было, как бы это помягче сказать… кислое. Когда мы с женой и с нашими друзьями строили бизнес, то прошли через всё, что прошли бизнесмены любого порядка — от мелких до крупных. И крыша у нас была, и в перестрелки попадали. И друзья-­партнёры предавали, и «заявы» на нас писали. Как говорила бабушка моего школьного товарища: «Пережили гетто, переживём и это». Очень мудрая женщина была.

Что было самое сложное?

Во-первых, было сложно себя переориентировать. Во-вторых, когда цирком руководил Ю.В., мы работали, конечно, и работы было много, сложности и проблемы были, но мы себя чувствовали, как за кремлевской стеной. Потому что, если какая‑то проблема возникала, он снимал трубку и решал её за пять минут. Когда он говорил, что это нужно цирку, ответ был один: «Надо — пожалуйста». Он звонил министрам, замам, и всегда слышал: «Товарищ Никулин, да без вопросов». Очень любили его, поэтому и помогали.

С какими просьбами он мог обратиться?

Чаще всего он просил за других. За артистов и не за артистов, порой даже за совершенно незнакомых ему людей. Квартиры, лекарства, больницы, места на кладбище. Всегда кому‑то нужна была помощь, и материальная в том числе. Понимаете, мы все — его дети. Мы стараемся работать по той же схеме. Ничего не просим. Если только это совсем необходимо. Мы не сильно себя пиарим. Нам проще что‑то делать самим, чем кого‑то просить. Если даже кто‑то обязан это делать, лучше мы сами сделаем. У нас есть деньги.

А было так, что, казалось, всё — кислород перекрыт?

Когда «вилы» — да! И при отце так было.

Кто помог?

Ю.В. пошёл к Лужкову. Это было в нулевые годы. Отец обратился за помощью: «Юрий Михайлович, цирку помогите, караул!» Были трудные времена, народ мало в цирк ходил, и не потому, что не было денег или не хотели. Просто потому, что не знали, что будет завтра. Никто не понимал, что со страной будет.

А сейчас какая ситуация?

Пандемию мы пережили. Понимали, что будет трудно, но всё закончится, просто нужно потерпеть, продержаться, грамотно себя повести. Так всё и вышло.

А когда началась СВО?

Стало сложнее работать. Особенно с нашими зарубежными партнёрами.

То есть весь цирковой мир продолжает работать?

Он работает, но не в полном объёме, конечно! Что‑то мы потеряли, к сожалению.

Сколько раз в год вы выезжаете на фестивали?

Десять–двенадцать раз в год. В мире проводится пять–шесть крупных серьёзных цирковых фестивалей. Есть более мелкие, но в таких мы не участвуем.

В каких странах проводятся крупные цирковые фестивали?

Второй раз проводят фестиваль в Америке Amerikan Circus Festival. В Европе, в Китае. С Китаем давно уже сотрудничаем. У нас там друзья. Мы и шоу работаем в Китае. Причём ставит шоу мой русский режиссёр.

Они пригласили вас после того, как приехали к нам?

Нет. Они всё знают. Они приезжают на фестивали, приезжают просто посмотреть программу. Как друзья, как менеджеры, как продюсеры. И директора цирков, директора фестивалей тоже к нам приезжают. К нам на фестиваль приезжают, и мы к ним ездим.

Чем‑то можно вас поразить на фестивалях?

Фестиваль проводится в первую очередь для публики. Это событие интересно всегда, потому что всегда есть что‑то новое. А для нас интересно вдвой­не. Потому что для нас это бизнес. И для нас это биржа. Мы смотрим, что нового появилось в мире, какие тенденции, какие жанры превалируют. В какую сторону могут развиваться? Всё меняется, и не всегда объяснимо, почему так происходит. Вот, например, давно, лет 10–15, не было спроса на номера с подкидными досками, и вдруг «попёрло», вдруг возник спрос. Или, если раньше был безумно популярен хулахуп, было море номеров с хулахупом, то сегодня это мало интересно. Или вот, например, вернулся жанр «дьяболо», который был лет 25 назад популярен (Ред.: Номер, в котором быстро вращающиеся волчки, напоминающие по форме увеличенные катушки, сильно раскручиваются при помощи тонкого шнура с двумя ручками на концах наподобие детской скакалки).

Есть что‑то совсем новое?

Нового жанра ещё не придумали. А в рамках имеющихся жанров постоянно развивается что‑то новое. Вот в этом‑то в основном прогресс и состоит. Сегодня цирк гораздо больше театрализован, чем раньше. Сегодня номер просто как жанр или как исполнение трюков никому особо не интересен. У меня в цирке нет просто жонглёров или акробатов, канатоходцев или полётчиков. У меня в цирке есть артисты — люди, которые средствами своего жанра рассказывают свою историю.

То есть каждый номер имеет свою режиссуру.

Да, и обязательно это режиссура выстроенная. Это свет, это звук, это костюмы. Номер обязательно должен вписаться в общую канву спектакля, чтобы стать его частью, а не отдельным номером.

Что можете рассказать про режиссёра, который сегодня ставит программы в цирке Никулина?

Это молодой, но очень талантливый режиссёр Женя Шевцов. Мы не так давно работаем, всего года четыре. Женя очень талантливый. У него бурная фантазия. Иногда, как у всех творческих людей, его «забрасывает». И это уже моя работа — слегка притормозить его. Потому что для него это полёт фантазии, а для меня — бюджет. Я должен найти некий баланс. Пройти по лезвию бритвы, чтобы соблюсти необходимые условия. Тьфу, тьфу, тьфу, пока всё хорошо. Он работает с супругой Ольгой Полтарак, и у них очень хороший тандем. Оля отличный балетмейстер. У нас получаются прекрасные программы.

С чего начинается создание программы? Откуда берутся идеи?

Идея может быть кем‑то высказана, возможно неосознанно, но постепенно она начинает выкристаллизовываться. Потом появляется какая‑то конкретика. Так, например, мы решили сделать чисто русскую программу.

Это вы говорите про нынешнюю программу «Матрешки»?

Да, но там нет ни кокошников, ни балалаек. Но есть русский стиль, есть русский дух, русское начало. Если вы еще не видели программу, очень вам рекомендую. Гвоздь программы — конники. Я своими глазами видел, как люди встают с мест и начинают петь гимн России. Совершенно неосознанно.

В какой момент?

Придёте, всё увидите. Цирк по телевизору нельзя смотреть. Ведь и в кино, и в телевизоре плоскостное изображение. А в цирке есть объем. Нельзя ни в каком кино никакой камерой показать всё то, что происходит в цирке. И не только на манеже, ещё и вокруг очень многое происходит, и всё это одновременно. Только в цирке это можно увидеть.

Ваши сыновья тоже связаны с цирком. Оба на руководящих постах. Расскажите, кто из них за что отвечает.

Я бы сказал, что они оба занимают скорее творческие посты. Это называется завотделом. Старший сын, Юрий Максимович Никулин, завотделом пиар-спецпроектов. Младший сын, Максим Максимович Никулин, зав-отделом фестивальных проектов. Но сфера их полномочий гораздо шире. Например, младший, кроме этого, исполняет обязанности художественного руководителя. Он занимается с режиссёрами, а потом мы вместе обсуждаем, принять или не принять те или иные постулаты.

Сколько человек сейчас работает в штате цирка?

Чуть больше четырёхсот человек, если считать с техническими специалистами.

Сколько артистов?

Не так много. Чуть больше ста человек.

Какая зарплата у артиста цирка? Сколько они получают за спектакль?

От восьми до десяти тысяч. Звёзды — до двадцати тысяч за спектакль.

В цирке же не бывает без травм. Если артист травмируется, то страховка выплачивается?

Специальной страховки нет, есть обычная, как для всех. Но если не дай Бог что‑то случится, они прекрасно знают, что у них будут лучшие врачи, лучшие больницы, реабилитация, и все расходы цирк возьмёт на себя. Так исторически сложилось. Это же наши дети, как мы их можем бросить?

Я знаю, что вы проводите специальный детский цирковой фестиваль «Дорога в цирк», который проходит на базе лучших детских оздоровительных лагерей. Сейчас многие родители заинтересованы в том, чтобы дети занимались цирковым искусством. Расскажите про этот фестиваль.

Мы собираем детей со всей страны и даже из-за рубежа и делаем цирковые смены в лагерях: в «Смене» (Анапа), в «Орлёнке» (около Туапсе), в «Алых парусах» (Тюменская область), в «Артеке» (Крым), В «Океане» (Владивосток). В каждом лагере проводится конкурсный фестиваль. Ребята там живут, репетируют и подтягивают обычных детей из лагеря. Такая цирковая смена. Потом проводится два конкурсных спектакля и «Гала».

Что даёт ребёнку участие в фестивале?

После «Гала» вполне возможно, что мы кого‑то пригласим на наш Московский фестиваль в сентябре. А это уже взрослый фестиваль, который даёт дорогу в цирк, потому что к нам на фестиваль приезжают в качестве гостей и членов жюри все самые известные цирковые промоутеры, режиссёры, руководители фестивалей, хозяева цирков, антреприз. На прошлом фестивале девочка победила в лагерном «Гала» «Дорога в цирк». Мы её пригласили на фестиваль «Артист» в Москву. Она очень хорошо себя показала и сейчас выступает у нас в спектакле в жанре эквилибр с голубями.

Кто‑то скажет, что цирк — для развлечения, не высокое искусство. Но, когда после представления в зале зажигается свет и ты сидишь, ошарашенный увиденным, испытывая самые прекрасные, добрые чувства, а твой ребёнок дёргает тебя за рукав и говорит, что хочет стать таким же сильным, смелым и отважным, как тот канатоходец, глядя на которого у всего зала замирало сердце, тут‑то и понимаешь, насколько важен цирк для всех нас.

­­текст:
Ирина Бордюгова
фото:
Антон Алексеев,
и из личного архива Никулиных