BABYER magazine

Она служит театральному искусству 19 лет. Начинала в руководстве Сургутского музыкально-драматического театра, потом на протяжении семи лет возглавляла молодёжную режиссёрскую лабораторию «On.Театр» в Санкт-Петербурге, а затем покорила и Москву, став продюсером проекта «Открытая сцена» и, наконец, заместителем директора уникального и одного из лучших театров нашей страны — Театра Российской армии. Мастерству управления храмом искусства она научилась в ГИТИСе, на курсе профессора Геннадия Григорьевича Дадамяна, и отлично усвоила все его уроки, подарив жизнь многим успешным театральным проектам и став лауреатом премии «Прорыв» как лучший менеджер. Милена Авимская — о жизни в театре, без которого она давно уже не представляет и своей собственной.

Милена, расскажите, как Театр Российской армии переносит самоизоляцию?

Я заметила, что во время карантина стали происходить разные очень интересные вещи. Например, театральная аудитория сейчас стала единой для всех театров. Это означает, что каждый театр в принципе может обнулиться и начать совершенно новую жизнь, а может продолжить прежнюю. Мне кажется, что сегодняшний период позволяет каждому человеку побыть наедине с самим собой, как-то иначе взглянуть на себя, а артисту — и на свою творческую жизнь. В процессе читок пьес о войне, которые мы делали в этом месяце, я заметила, что некоторые артисты стали совсем иначе звучать. Находясь наедине с экраном, с камерами, становясь операторами сами для себя, эти люди вдруг обрели способность иначе видеть и выстраивать образ. Очень приятно смотреть на многих артистов на большом экране, когда они смотрят в камеру и проживают жизнь своих персонажей. Становится понятно, что школа у артистов хорошая, ими приобретён большой опыт и они могут выдавать искренние и совершенно тонкие интонации. Мне кажется, что, выйдя на новый этап работы после карантина, мы, несомненно, будем иметь новый театр, но вот каким он будет…

Когда вы узнали, что театр закроют на карантин, о чём подумали?

Подумала, что теперь у меня будет много времени на ту работу, на которую не было времени в ежедневной суете: на прочтение пьес, статей, на книги, разговоры с коллегами, на которые раньше не хватало времени, на то, чтобы проанализировать проделанную мной за три с половиной года работу в театре, оценку результатов и планирование, разумеется. Для меня этот период — возможность побыть внутри себя, выйти за пределы процесса и посмотреть на него со стороны.

Репетиции с артистами театра ведутся или все находятся в отпусках?

У нас идёт очень активная онлайн-жизнь — реализуется много проектов, и я, пожалуй, за последний месяц по интенсивности, включению и креативности работаю даже больше, чем за последние 12 лет. Мой первый учитель театра Тамара Никифоровна Лычкатая, директор Сургутского театра и в настоящее время, говорит: «Человека определяет поступок». Оказалось возможным совмещение общения с большой аналитической отчётной работой. Вот мы без лишних слов и делаем в новом для театра интернет-пространстве новое для театра дело — снимаем не то кино, не то сериалы, не то телеспектакли.

При масштабном развитии digital многие театры стали транслировать онлайн-спектакли и концерты. В вашем театре такое практикуется? И насколько это функционально? Ведь театр — это всё же не кино. И здесь важно живое общение актёров с залом, живая энергия и эмоции зрителей. Что такое театр, в котором нет зрителей?

Восхищена коллегами из БДТ в Петербурге. Театр сразу перешёл в иную форму существования и объявил об открытии нового канала BDT Digital. Это очень круто! Я всегда была категорически против онлайн-трансляций спектаклей. Театр — это искусство живое. Это возможность посмотреть в глаза друг другу, и она существует только при наличии двух человек. Театр вообще может быть только при условии двух живых процессов: жизнь актёров на сцене здесь и сейчас и присутствие зрителей в зале в этот момент, которые сидят плечом к плечу, испытывают одинаковые или разные ощущения в одну и ту же минуту, вдыхают один и тот же воздух. Вот только тогда возникает этот живой, настоящий, человеческий контакт.

Это значит, что театр никогда не умрёт?

Никогда! И сколько бы ни было онлайн-форматов и digital-возможностей, как бы мы ни жили в интернете, мы всегда будем скучать по театру, как люди друг по другу. Поэтому я уверена, что вернувшись на работу, мы все с большим интересом, трепетом и голодом вопьёмся в этот процесс снова. Мы, конечно, как и все, перешли в эту новую медиажизнь, но она довольно странная. Я называю её периодом беZoomия, или «говорящих голов». Появилось очень много людей в соцсетях, читающих письма, стихи, прозу, сказки. Многие артисты, конечно, потрясающе это делают, это бывает увлекательно и интересно. Такой некий аналог скетчей, радиотеатра и даже фильмов, но это не театр. Наши артисты, например, читают ранние рассказы Чехова. Мы назвали эту рубрику «Антоша Чехонте в армии». Так как мы читаем их в Театре Российской армии, поэтому и он в армии. Многие артисты потрясающе, актерски хорошо это делают. Особенно не читая текста, когда глаза смотрят в камеру. Энергия передаётся через экран. Ещё у нас есть очень трогательный и патриотический проект, когда артисты читают известные и неизвестные стихи Симонова, Берггольц, Рождественского и других авторов, и они делают это мастерски. Всего за три-семь минут у них получается прожить огромный период жизни. Также у нас появилось два интересных проекта, которые тоже имеют большой успех у зрителя. «Хочу спросить», где один артист вызывает другого на разговор. В нашей обычной суетливой жизни нам нечасто удаётся сесть и просто поговорить друг с другом. Кроме того, людям нравится, когда говорят известные артисты. Мы сделали такие передачи с Ольгой Михайловной Богдановой и Алиной Станиславовной Покровской. И второй проект очень смешной, тёплый и домашний, называется «Театр у плиты», в нём артисты, занимаясь делами у себя дома, продолжают жить творческой жизнью, читают монологи из спектаклей, стихи или прозу.

Что значит театр лично для вас?

У меня есть два взгляда на театр: изнутри и снаружи. Для меня театр — прежде всего человек. Причём, если учесть, что человека определяет масштаб личности (так говорил профессор Дадамян), то чем дальше и выше себя человек думает в театре, тем чище и интереснее театр. Эта личность в театре должна думать о том, что главное и большое сказать со сцены, какую важную телеграмму послать в зрительный зал, какую правду сказать с кафедры, как обеспечить интересной творческой работой всех артистов, а не о своём кресле, личном комфорте или своих близких. Есть страшная истина: как только человек в театре думает не о театре, а о личном, театр разрушается. Это я вкладываю в слова «дальше и выше себя». Если смотреть на театр снаружи, с позиции профессии, находясь «над схваткой», то это социальный институт, в котором происходит нечто настолько интересное, содержательное и увлекательное, что это востребовано, а значит, залы заполнены зрителями и перед началом спектакля — очередь на Суворовской площади в ожидании лишнего билетика.

От чего в своей работе получаете наибольшее удовольствие?

Большая радость — быть в диалоге, делать дело в команде. Каждый в театре должен понимать, даже выполняя самое маленькое дело, что человек театра причастен к огромному, единому и великому процессу, равных которому нет. Каждый человек в театре — это часть процесса. Если кто-то не сделает свою работу, то и спектакля не будет. А это значит, что люди не получат свою порцию вдохновения, радости и счастья. Мне нравится процесс, который у меня в руках. Я чётко понимаю, с какого момента всё начинается, как собираются зрители, готовятся артисты, вижу спектакль, вижу финальный результат и отдачу, главный фидбэк от зрителей, журналистов, близких, от тех людей, кто всё это увидел. Вот тогда я получаю настоящее удовольствие.

Любой спектакль должен играться на сцене регулярно, в противном случае, наверное, теряется его энергия, жизнь. Как вы думаете, сколько времени уйдёт после карантина на реабилитацию репертуара?

Даже после обычного отпуска всегда возникает необходимость восстановить каждый спектакль, вспомнить его, и на это уходит время. В данном случае мы говорим о новом театре, то есть о переосмысленном. Думаю, что у многих театров существенно поменяется репертуар, и мы не исключение, но, конечно, спектакли основного репертуара у нас останутся. Думаю, мы восстановим его за два-три месяца. У нас профессиональные артисты, очень слаженный коллектив, есть спектакли, которые идут уже много лет, и конечно, будут новые спектакли, премьеры которых мы очень ждали. Я уверена, что мы всё сделаем быстро и легко.

Спектакли являются и основным доходом для театра. Очевидно, что потери сейчас колоссальные. Есть ли у театра какая-то поддержка извне?

У нас есть бюджет. Мы являемся подведомственным театром Министерства обороны, и руководству Минобороны удаётся сохранять всем заработную плату.

Как переживают самоизоляцию актёры, ведь их заработки и так были не слишком высоки? Вы как-то поддерживаете друг друга?

Наверное, им нелегко, но пока я ещё не встретила ни одного человека, который был бы как-то недоволен или удручён тем, что он находится дома сам с собой или с семьёй. Все мужественно держатся, охотно записывают видео и репетируют в Zoom. Ко Дню Победы мы записывали ролик-поздравление для народного артиста Александра Алексеевича Петрова. Мы обратились ко многим артистам, в том числе и которые работали у нас в театре раньше, например, к Александру Балуеву и Ольге Кабо. И они тоже с удовольствием приняли участие в поздравлениях. Все мобилизованы, и мне приятно осознавать, что наш коллектив такой крепкий. Крепкий духом, своими семейными ценностями и личными увлечениями. Даже наш проект «Театр у плиты» показывает, насколько изобретательны артисты, когда они существуют наедине с собой и своим талантом. Они постоянно придумывают что-то интересное, это воодушевляет, и вот таким образом мы поддерживаем друг друга. Для всех это серьёзная поддержка, когда каждый видит своего коллегу, восхищается им, радуется за него, в этом и есть какая-то наша общая жизнь.

Вы заместитель директора Театра Российской армии по развитию. Как думаете, какие перспективы вообще ждут театр после карантина? Пойдут ли люди в театр? Будут ли у них деньги на билеты? Насколько в этом будет потребность?

Адаптация к новой жизни и возобновление самой жизни, конечно, не случится стремительно, это понятно. Многие театры обретут, кто-то потеряет. Сейчас аудитория театра едина, а по выходу мы все будем вновь завоёвывать или возвращать свою аудиторию, тут уж кому как повезёт. Восстановление жизни будет медленным. Мы, наверное, начнём с маленьких пространств, у нас для этого есть экспериментальная сцена и камерный зал. Скорее всего, не сразу выйдем на большую сцену, но мы к этому готовы. Ценовая политика в отношении приобретения билетов, я думаю, будет как-то отредактирована. У нас есть и льготные категории билетов. И сейчас есть идея сделать бесплатным вход в театр для медицинских работников. Недавно мы записали ролик для людей в белых халатах со словами благодарности, сердцами и аплодисментами. Мы понимаем, что сейчас, наверное, их это не так порадует, потому что больше всего они хотели бы прижать к себе своих детей и быть дома с ними, а не рисковать своими жизнями. Но мы не можем никем и ничем их заменить. Поэтому хотим сделать всё, чтобы их жизнь после пандемии была чуть легче. А что касается потребности людей ходить в театр, то она, несомненно, будет сохраняться. Жизнь наладится, обязательно!

Сложившаяся ситуация подсказала вам какие-то новые идеи, которые могут быть реализованы в работе театра после карантина?

Мы думаем о том, как продолжить онлайн-жизнь, и обязательно будем работать над созданием спектаклей в таком формате.  Будем снимать нечто среднее между кино, телесериалами и телеспектаклями. Что бы мы ни придумали, это будет псевдотеатр или недокино, но сидеть сложа руки невыносимо, потому что «лучше зажечь одну маленькую свечу, чем клясть темноту». Это не я — Конфуций сказал.

Театр Российской армии — единственный, который подчиняется не Министерству культуры, а Министерству обороны. В чём вы видите плюсы и минусы такого необычного существования?

Я чувствую себя здесь как женщина, которая по-настоящему за мужем, комфортно и в безопасности. Во-первых, потому что у руля у нас стоит настоящий полковник. Директор нашего театра — полковник, десантник, совершил 115 прыжков с парашютом, честный и порядочный человек, который держит слово, и это дорогого стоит. Во-вторых, потому что всё руководство Министерства обороны состоит из мужчин, за редким исключением, и все эти мужчины — военные. Многие из них, я говорю о высшем руководстве, обладают широким кругозором и масштабным мышлением. Большая ответственность и счастье быть в команде с такими людьми, которые имеют представление не только о военном деле, но и о театре и культуре в целом. Я называю это масштабным мышлением, надёжностью, когда ты понимаешь, что рулевой всегда знает, куда держать курс. В-третьих, взаимоотношения с военнослужащими в творческих людях рождают безупречную дисциплину и ответственность за каждое слово. Поскольку люди творческих профессий достаточно эмоциональны и часто бывают хаотичны в своих поступках, им в работе разрешён некий творческий беспорядок, то возникает потребность в дисциплине и ответственности за каждый шаг и каждое слово. «Армия» и «театр» — два несочетаемых слова, но при этом они удивительным образом рождают высокое искусство в лучшем смысле. Патриотичное, но не плакатное, не картинное, не плоское, а глубинное и истинное, потому что театр — это храм искусства, а армия подразумевает служение народу и заботу о человеке, и в этом случае мы едины. Говорят «служу» в храме и в армии, артисты тоже говорят «я служу в театре». Так вот если все другие театры сочетают в себе служение храму искусства и театру как социальному институту, то мы уникальны, потому что у нас сочетание не двух, а трёх «служу». Мы в бОльшей степени служим, чем все остальные.

Среди тех, с кем вам приходится работать и вести переговоры, в основном мужчины. То, что вы женщина, помогает решать серьёзные вопросы или не даёт особых преимуществ и всё приходится решать на равных?

Мой профессор — социолог, доктор наук Геннадий Григорьевич Дадамян, у которого я училась, — всегда говорил, что, хотим мы того или нет, 75% отношений между людьми выстраивается по гендерному принципу. Это значит, что и мужчины, и женщины, выполняя равные обязанности, всё равно помнят о том, кто они есть. Я всегда помню, что меня окружают мужчины, которым вовремя нужно предложить чаю, улыбнуться, просто потому что он мужчина и он не может себе позволить быть мягче, чем я. Мне очень повезло. У нашего директора четыре заместителя, и все они мужчины, а я одна женщина. Конечно, я стараюсь этим не пользоваться, но мне тоже приятно услышать доброе слово. Мне кажется, что я украшаю этот мужской коллектив и стараюсь им не мешать. Однажды мне один из заместителей принёс шоколад «Для настоящего мужчины». Я удивилась, а он сказал: «Теперь ты в нашей команде!» Таким образом, в какой-то момент они признали во мне не совсем женские качества.

А в семье вы тоже занимаете руководящий пост?

Сейчас нет. Сейчас я проживаю третью жизнь. 24 года была замужем, дважды по 12 лет, в каждом своём браке прожила полноценную, завершённую жизнь и вышла из отношений в добром расположении. Мне очень повезло, потому что после завершения этих отношений у меня сохранились потрясающие отношения с мужьями, свекровями и у меня есть двое детей. В первом браке — с бизнесменом — я была настоящей женой: готовила первое, второе и компот. Во втором — с режиссёром — была скорее партнёром, может быть, руководителем. А сейчас я нахожусь где-то в середине, но склоняюсь к восточному типу семьи, когда женщина по-настоящему за мужем. Мне хочется быть за его спиной, хочется им восхищаться, быть меньше, тише, быть для него и для детей. Я выбираю для себя позицию жены, женщины, которая тихо и незаметно шуршит.

Как проходит ваша самоизоляция? Что нового открыли для себя в такой жизни?

Во-первых, открываю себя, потому что у меня есть время думать, читать, мыслить. Когда все ушли на карантин, мне казалось, что вот сейчас первым делом проведу ревизию всех шкафов, переберу все коробочки и баночки. Я их перебрала. Потом подумала: научусь готовить то, что давно мечтала, но не было времени. Сделала — готовила лазанью, эчпочмак, вареники, чебуреки. Вместе с дочерью пекли творожные рулеты, крутили роллы, готовили том-ям. У меня всегда вызывают особый интерес блюда, на приготовление которых нужно много времени. Вообще, могу сказать, что сейчас — один из самых счастливых периодов моей жизни. Мне даже страшно это говорить, и может быть, нехорошо так говорить, но, наверное, я слишком много работала или в моей жизни было слишком много суеты, потому что сейчас получаю настоящее удовольствие от такого неспешного ритма жизни. Я поняла, что это было мне необходимо, и благодарна судьбе за это время, когда могу так вразумительно жить. Я наконец-то за долгие годы имею возможность выстроить свой день так, как хочу, много времени проводить с детьми, звонить тем, кого люблю, разговаривать сколько хочу, и самое главное — у меня есть возможность побыть с собой.

Семья занимает первое место на вашем пьедестале?

Последние 12 лет моей жизни были очень интенсивными. Много времени забирала работа. И сейчас впервые могу посвятить много времени себе. Раньше я бы сказала: я ради людей. Сейчас нужно выстроить свои мысли, побыть с собой и с семьёй. Семья всегда была частью меня. Я никогда её не отделяла. Моя дочь как-то спросила меня: «Мама, а кого из нас с братом ты любишь больше?» Я ей ответила: «А ты можешь мне сказать, какой из двух глаз, рук, ушей ты любишь больше?» Дети — это часть меня. Независимо от того, сколько времени я сама у себя занимаю или забирает работа, я с детьми всегда. На первое место в какой-то период у меня выходил театр, и это тоже то, без чего моей жизни уже быть не может. В разные годы театр стоял для меня на разных местах, но всегда — на пьедестале, то есть на одном из первых трёх. Это то, от чего, однажды заразившись, уже не излечиться; то, что способно развиваться и развивать человека; то, что не просто заставляет плакать и смеяться, а мотивирует на жизнь и усиливает витальность; то, чем приятно увлечь; то, чем хочется поделиться. Для меня театр — это та часть жизни, без которой нет самой жизни, а семья — сама жизнь.

За время самоизоляции позволили себе что-то такое, на что раньше было табу?

Позволила себе устанавливать такой график, который мне удобен. Занимаюсь спортом, бегаю, работаю, провожу время с семьёй и получаю удовольствие от всего этого, от такой самодисциплины. Включаю видеоуроки и занимаюсь спортом тогда, когда мне удобно. Перестала себя ругать за то, что чего-то не делаю. Ничего страшного, подумаю об этом завтра, как сказала бы Скарлетт О’Хара. Уже не казню себя, говорю что так вышло и это тоже неплохо.

Милена, кроме работы в театре вы ещё преподаёте на кафедре театрального менеджмента в Школе Константина Райкина.  Какие курсы читаете?

Да. И ещё преподаю в Школе деятелей сценического искусства Геннадия Григорьевича Дадамяна, моего профессора, у которого я писала диплом и с которым нас связывали 20 лет дружбы. Он тот человек, который меня привёл в эту профессию. Я никогда не хотела преподавать, но он сказал, что опыт бесценен и мне обязательно нужно им делиться. Я сделала это ради него. Основной курс — это проектная деятельность в частных и государственных театрах. Я читаю лекции в формате диалога, потому что считаю, что могу чему-то научиться у студентов, как и они у меня. У каждого есть свой опыт. Как говорят, не бывает опытных родителей, потому что родительству не учат в школе. Каждый опытен по-своему. Ещё я всегда помню о том, что «Титаник» строили профессионалы, а Ноев ковчег — любители. И не боюсь делать ничего нового.

Ваша профессия позволяет вести разностороннюю деятельность!

Самое главное, что она позволяет мне создавать! По сути, я, наверное, тот же строитель, только в другом масштабе. Мне нравится, что можно взять в руки кирпич, положить фундамент, класть кирпич один на другой, потом всё это облагородить и наслаждаться тем, как в построенный дом входят другие люди, получая удовольствие. Этим же я занимаюсь в театре.

То есть к послужному списку добавляем ещё и строительное дело?

Да. Я поменяла за свою жизнь пять квартир, в которых делала ремонт с нуля. Это всегда доставляло мне невероятное удовольствие. В нынешней квартире, где мы живём только полтора года, я тоже всё придумала сама, при участии моего талантливого дизайнера Леры, конечно. В предыдущих квартирах был хай-тек, потом чёрно-белый строгий стиль, потом Гауди с мозаикой и без углов, а теперь, после нашего прованса, я уже думаю о следующей квартире в стиле ар-деко.

По опыту работы со студентами, скажите, как изменилось поколение тех, кто сейчас хочет связать жизнь с театром, по сравнению с тем, когда учились вы? Какая у ребят мотивация? Какие взгляды?

Студенты бывают разные. К нам в театр на практику часто приходят студенты ГИТИСа, МГУ, в этом году были и студенты Школы-студии МХАТ, курса Владимира Георгиевича Урина. На практике мы сделали с ними один проект — фестиваль «23 дня до Победы». Вместе мы организовали в период карантина восемь онлайн-читок пьес о войне с обсуждениями в Zoom. Оля Геймур и Иван Гришин по возрасту — как мой старший сын, и мне было с ними очень интересно. Они как будто быстрее цепляют маяки сегодняшнего времени, у них ярче взгляд на конкретные вещи, они видят какие-то знаки, некие определяющие вещи, чётче формулируют, быстрее двигаются. У них есть мотивация на жизнь, на то, чтобы изменить этот мир. Но надеюсь, всё-таки, что изменив при этом себя. Конечно, сначала я боялась, что студенты, приходящие на практику, молодые, они могут растеряться во времени, в нашем огромном театре. Боялась, что, возможно, они не будут так чётко формулировать свои идеи. Тем не менее они совершенно по-взрослому уже определяют театральные процессы и хотят всё улучшать, изменять и наполнять смыслом. Меня удивило, что и мой сын стал философски относиться ко многим вещам. Недавно он сказал мне: «Мама, ты знаешь, мне кажется, что мы все рождены в этом мире для того, чтобы прежде всего узнать себя и научиться жить с самими собой, а уже потом со всеми остальными, и только после этого мы можем менять мир». То есть это молодые ребята, но в то же время уже очень зрелые, взрослые.

В вашем театре есть и совсем юные ребята, которые занимаются в детской театральной студии и даже выходят на большую сцену с известными актёрами. Это для них поощрение или таким образом вы поддерживаете передачу опыта старшего поколения? И насколько вы считаете это значимым для будущего актёра и для процветания театра в принципе?

Обновление — это всегда хорошо. Молодые ребята, которые приходят в театр каждый год, новые артисты, новые люди в коллективе — это мотивация, провокация, это виток новой жизни, всегда острые ощущения, и через них идёт движение вперёд. Я считаю, что кроме молодых актёров в театре обязательно должны быть и молодые режиссёры, драматурги. Иначе как мы будем смотреть на жизнь сегодняшними глазами? Ведь театр — это отражение жизни. 20-летние студенты, мой сын — это люди, определяющие уже мою жизнь, а через 20 лет они уже будут определять и мою старость. Для них и я уже старшее поколение. И я не могу делать вид, что не буду их слушать, потому что они ещё молодые. Наоборот, прислушиваюсь к ним, стараюсь быть внимательной, давать им в руки инициативу. Я даю им возможность высказаться, реализовать свои идеи. Мне это кажется естественным. Безусловно, есть авторитеты, возраст, уважение, профессионализм, но мне кажется, что слышать нужно людей разных поколений и разных профессий, особенно в театре, потому что здесь рождается главное — искусство. А искусство рождается только из любви. Только когда есть любовь к театру, к пьесе, к режиссёру, друг к другу. Только в этом химическом процессе может появиться то чудо, которое вызывает восторг у сотен или тысяч людей в зале.

И когда каждый участник этого процесса отдаёт всего себя добровольно и безусловно?

Конечно, потому что зритель чувствует всё! Олицетворение любви должно быть во всём — начиная от входа в фойе театра, встречи с гардеробщиками, запаха зала, открытия кулис, первых слов артистов до финальных сцен, аплодисментов, поклонов и чая в буфете. Всё должно быть как дома. Это и есть олицетворение любви в идеале, как в храме. Потому что это место, где творится некое таинство. Вот хотелось бы, чтобы это таинство создавалось и в театре. Важно научиться искренне любить и себя, и окружающий мир.

Сегодня, в период пандемии, мы особенно должны об этом помнить и дарить как можно больше любви друг другу, заботиться о себе и о других. В силу ситуации мы много говорим об укреплении иммунитета, и я знаю, что у вас есть свой секрет поддержания иммунитета. Расскажите о нём.

У меня есть просто установка на жизнь. Спорт и свежий воздух, но самое главное — закаливание и народная медицина, которыми я занимаюсь уже 25 лет. Думаю, что благодаря этому мои дети болеют простудными заболеваниями один-два раза в год и то по одному-два дня. Их не берут сквозняки, потому что они с рождения закалены воздушными ваннами и обливаниями холодной водой. Знают, что для того, чтобы вылечить насморк, нужно встать в ледяную воду на одну минуту, выйти из неё, натереть махровым полотенцем ноги, надеть шерстяные носки и еще десять минут бегать. Они ни разу в жизни не обожглись горячим утюгом, не облились кипятком. Я с младенчества давала им возможность потрогать всё, что холодно, горячо, остро и опасно, чтобы они могли это чувствовать. Я всегда им говорила, что всё, что касается здоровья, в их руках. Во время беременности мне попала в руки книга семьи Никитиных, которые рассказывали, как бегали по снегу, занимались на спортивных снарядах во дворе. Именно в тот момент ЗОЖ вошёл в мою жизнь. Когда Эдуард учился в девятом классе, он пришёл домой из школы и со слезами на глазах спросил меня: «Мама, ну сколько можно? Я всё время хожу в школу. У нас много ребят болеют, а я не болею. Можно мне пропустить школу, чтобы просто отдохнуть?»  Они и сейчас могут и шарф не завязать, и с голыми ногами выйти. Ну и, конечно, есть другие вещи для поддержания иммунитета, такие как лук, чеснок, травы…

Кроме попавшей в руки книги была и личная история, в результате которой у вас появилось «лекарство от всех болезней»?

Да. В 18 лет у меня появился страшный дерматит на руке. С одной стороны, мне было стыдно, что у меня, девушки, такая некрасивая рука. Потом мне было неудобно работать, потому что это была правая рука, она вся была покрыта корками, которые разрывались до крови. Это было очень больно. Врачи назначили тогда жёсткую гормональную терапию и сказали, что со временем всё мое тело покроется такими корками, потому что это особенность аллергического дерматита. Сказали, чтобы облегчить муки, мне придётся всю жизнь соблюдать строжайшую диету, не пить кофе и мыться один раз в неделю хозяйственным мылом. После всего услышанного я поняла, что моя жизнь закончилась, и стала сама искать способ излечения. В руки, опять же, попала книга о народной медицине, в данном случае методом лечения были голодание и очистительные процедуры. С тех пор я пробую разные методы народной медицины на себе и на своих детях — и довольно успешно.

Я знаю, что всей семьёй вы любите бегать в парке. Что сейчас заменяет пробежки?

Занимаемся спортом дома. Танцуем с дочерью зумбу, осваиваем функциональные тренировки. У меня осталась ещё одна неосвоенная мечта — это йога. Я обязательно должна её реализовать. Я хочу заниматься ей так, как я, например, готовлю завтрак — естественно и спокойно.

Какие спортивные мечты уже реализованы?

В прошлом году я встала на сёрф и на горные лыжи. И поняла, что нет ничего невозможного. Всё может быть и должно быть, поэтому йога — это мой следующий рубеж.

Милена, вы человек, который всегда, чтобы ни случилось, находится в позитивном настрое. Как вам это удаётся, особенно сейчас, в такое психологически непростое время?

Мне очень нравятся слова Петра Наумовича Фоменко, что нужно уметь держать удар. За последние три с половиной года работы в театре в моей жизни происходили разные события. Среди них были и неприятные, грустные моменты. Я потеряла двух старших товарищей. Ушёл из жизни профессор Дадамян. В декабре 2016-го погиб Антон Губанков, директор департамента культуры Министерства обороны, с которым мы много работали в Петербурге и который стал моим партнёром и большим другом. В 2017 году мы разошлись с мужем, потом была сложная операция по удалению почки. В 2018 году ушла из жизни моя мама. И в то же время в театре мне посчастливилось обрести новую команду. Родственники, друзья и коллеги очень поддержали в это трудное время. Вообще, мне очень везёт на людей, это главное моё богатство. А внутреннее состояние можно и нужно уметь редактировать. Надо просто уметь держать удар!

текст:
Наталья Вагапова
фото:
Игорь Ляш