НАРОДНЫЙ ХУДОЖНИК РОССИИ ВИКТОР ШИЛОВ: Разговор в мастерской художника

ВИКТОР ШИЛОВ
РЕКЛАМА
Terem

Выдающийся живописец, народный художник Российской Федерации, академик Российской академии художеств, профессор кафедры живописи Виктор Викторович Шилов по праву считается одним из наиболее авторитетных деятелей современной российской культуры. Прекрасный живописец и великолепный колорист, в своем творчестве он опирается на бесценный опыт великих мастеров прошлого, что позволяет ему создавать произведения высочайшего художественного уровня. Его изысканные пейзажи, портретные галереи, исторические полотна являются признанными шедеврами изобразительного искусства.

Виктор Шилов — постоянный участник всероссийских и международных выставок, его произведения представлены в коллекциях крупных художественных музеев нашей страны, за рубежом, а также в частных собраниях. Репродукции работ художника неоднократно публиковались в монографиях, художественных альбомах и периодической печати. Высокая творческая активность Виктора Шилова гармонично сочетается с весомой педагогической деятельностью.

В каком возрасте вы почувствовали интерес к живописи?

Я родился в городе Гусь-Хрустальном, в семье художника, где было 10 детей — пятеро братьев и пять сестер. Кстати, у меня самого 8 детей. Мой старший брат утверждает, что я уже с двух лет начал рисовать, хотя я помню себя рисующим лет с пяти. Дело в том, что я с детства жил в окружении людей, причастных к изобразительному искусству. К моему отцу, художнику-оформителю, скульптору, часто приходили друзья. Они постоянно беседовали об искусстве, спорили, и в конце концов сходились на том, что лучше всех море пишет Айвазовский, лес — ­Шишкин, а портреты — Репин. Я думаю, что именно эта среда, эта атмосфера во многом определила то, что я с ­детства хотел стать художником. Мне кажется, у меня просто не было иного выбора.

Я всегда любил рисовать. Помню свой первый успех. Когда мне было лет пять или шесть, папа подарил мне книгу «Всадник на белом коне». Я вышел во двор, сестра положила книгу передо мной, я принялся копировать иллюстрацию и по возгласам соседских ребятишек, сгрудившихся за моей спиной, понял, что у меня получается. Я с гордостью осознал, что мое стремление стать художником обращается в реальность. Это была первая похвала, которая в меня вселила надежду. Мои собратья по цеху утверждают, что быть художником — не профессия, а образ жизни. Творческий человек, неважно, живописец, композитор или поэт, не может не рисовать, не сочинять музыку, не писать стихи.

Вы родились в городе, известном своими художественными промыслами. Должно быть, это обстоятельство тоже повлияло на выбор жизненного пути?

Я родился в городе Гусь-Хрустальном, имя которого накрепко связано с искусством и легендами. Известна и такая легенда. Жил в городе мастер, Разумей Васильев, у которого тяжело заболела дочка. Мастер очень хотел её как-то порадовать, вселить в неё надежду на выздоровление. Наконец он сделал букет цветов из цветного хрусталя, секрет изготовления которого, мимоходом скажем, сейчас уже утрачен. Легенда гласит, что когда мастер Разумей принес дочке хрустальный букет, он внезапно ожил, и девочка выздоровела. Этот букет до сих пор можно увидеть в Музее хрусталя, который расположен в Георгиевском соборе города Гусь-Хрустального.

Кстати, храм этот спроектировал архитектор Бенуа, а роспись выполнил выдающийся русский художник Виктор Михайлович Васнецов, а ведь его росписи можно увидеть только в Москве,  Санкт-Петербурге, Киеве и в Гусь-Хрустальном. Васнецов говорил: «Мое искусство — свеча, зажженная перед ликом Господа». Почему расписывать храм в провинциальном городе взялся выдающийся художник, понять нетрудно. Нечаев-Мальцов, один из последних хозяев стекольного завода, был меценатом и главным попечителем Музея изобразительных искусств им. Пушкина. Он любил все, что связано с творчеством, с искусством, и вкладывал в это деньги.

Судя по всему, сама городская аура повлияла на мое становление как человека, как личности, как художника. Позже, когда я учился в Москве, в Суриковском институте в Мастерской портрета Ильи Сергеевича Глазунова, мое вовлечение в искусство стало окончательным. Врубель говорил: «Призвание художника в том, чтобы будить современников величавыми образами духа». Для меня это — кредо в моем творчестве. Лучше не скажешь.

Кто-нибудь из ваших братьев и сестер пошел по тому же пути?

В семье все с детства хорошо рисовали. Мой Брат Юрий — художник по  стеклу, создаёт великолепные вазы и хрустальные пасхальные яйца с росписью. Сестра Елизавета долгое время работала стеклодувом, но здесь существуют определённые временные ограничения, и ей пришлось оставить эту профессию.

В Гусь-Хрустальном жил такой известный художник, как Евгений Иванович Рогов, работал замечательный мастер декоративно-прикладного искусства Владимир Сергеевич Муратов. Один окончил Мухинское художественное училище, другой — Строгановское, но оба переехали в наш город. Завод всегда относился с уважением к подобной инициативе творческих людей, предоставлял работу и жилье. Кстати, именно Владимир Сергеевич Муратов научил меня правильно писать акварели, видеть на этюдах природу и выбирать наиболее интересные, живописные места.

Кто из художников прошлого или, возможно, ваших современников оказал на вас наибольшее влияние?

Разумеется, в портретной живописи моим первым учителем был Илья Сергеевич Глазунов. Если отец подарил мне жизнь, то учитель стал духовным отцом. Именно он воспитал душу, поставил зрение и научил ­профессии, умению смотреть на мир. С годами меняются предпочтения, однако я всегда любил и люблю творения художника Микеланджело де Караваджо и считаю, что это один из самых гениальных художников в мире за всю его историю. Были Микеланджело Буонарроти, Леонардо да Винчи, Боттичелли. Однако именно Караваджо создал свой стиль, свое течение. Его последняя работа — «Давид с головой Голиафа». Это гениальная картина, реквием художника. Моделью для создания образа Давида стал некий безымянный молодой человек, зато в голове Голиафа легко угадывается автопортрет самого художника, который устал и приносит себя в жертву. Вообще служить искусству — значит приносить себя в жертву, и далеко не каждый художник способен это выдержать.

Я долгие годы копировал в Эрмитаже, а также во многих европейских музеях. Я очень люблю старых мастеров, и мне всегда хотелось раскрыть их секреты, постигать копируя, ведь гений, как утверждают, растет на подражании. Во многом я благодарен Веласкесу, Рембрандту. Их картины, их биографии окрыляют, вдохновляют, дают новый заряд энергии, новую жизнь. Когда я создаю что-то свое, мне хочется быть похожим на них.

Вы стали автором трёх известных портретных галерей: Галереи Патриархов Московских и всея Руси, Галереи маршалов Победы на Поклонной Горе и Галереи Президентов Академии художеств. Что стало отправной точкой для создания этих полотен?

Когда я был студентом, Илья Сергеевич Глазунов возил нашу группу во Псково-Печерскую лавру. Там мы обратились к одному монаху, отцу Нафанаилу, с просьбой написать его портрет. Он ответил, что делать это не имеет смысла, ведь он не герой космоса или труда. Тогда один из студентов сказал: «А мы будем писать героев духа». Все засмеялись, а сейчас словосочетание «герой духа» вошло в обиход.

Для меня Патриарх — это ангел-хранитель Земли русской. В 1995 году я написал первый портрет Патриарха. Мне позировал сам Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Я передал эту работу в дар Святейшему и получил его благословение на создание галереи Патриархов Московских и всея Руси. Эту серию я написал в двух вариантах, и сегодня 15 оригинальных полотен находятся в резиденции Патриарха в Переделкине. Второй вариант был создан для частной коллекции генерал-майора Александра Котелкина, которую он впоследствии передал в дар Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Кириллу в зале Высшего Церковного Совета кафедрального соборного храма Христа Спасителя в Москве.

После того, как я написал галерею Патриархов, ко мне обратился директор музея на Поклонной горе и сказал, что очень хотел бы познакомиться со мной лично. Посмотрев мои работы, он предложил мне написать портреты маршалов, кавалеров Ордена Победы. Он добавил, что хотел бы увидеть на полотнах не гирлянды орденов, а образы полководцев.

Для меня создание Галереи маршалов Победы — огромная ответственность. Перед тем, как приступить к этой работе, я внимательно изучил полотна английского художника, одного из крупнейших мастеров романтического парадного портрета Джорджа Доу. Ведь именно он написал около 70 портретов героев 1812 года, которые можно увидеть в Эрмитаже, в Парадном зале. Кстати, великий Пушкин, посетив эту галерею, написал:

У русского царя в чертогах есть палата:
Она не золотом, не бархатом богата;
Не в ней алмаз венца хранится за стеклом;
Но сверху донизу, во всю длину, кругом,
Своею кистию свободной и широкой
Ее разрисовал художник быстроокой.
Тут нет ни сельских нимф, ни девственных  мадонн,
Ни фавнов с чашами, ни полногрудых жен,
Ни плясок, ни охот, — а всё плащи, да шпаги,
Да лица, полные воинственной отваги.

Мало кто знает, что воротник-стойка, который был утвержден Сталиным для парадной формы маршалов, заимствован у генеральских мундиров 1812 года.

У вас восемь детей. Они продолжили ваше дело?

Все мои дети — художники. Георгий окончил Московский областной педагогический университет, где я преподаю, Алексей окончил Суриковский, Василиса — художественный колледж. Выходит, что трое старших уже имеют художественное образование и работают в этом направлении. Талантливые ребята, очень интересные, дай Бог им счастья и вдохновения.

Как вы думаете, их нацеленность на творчество перешло к ним по наследству, или подействовало окружение?

Всё вместе. Мама-искусствовед с детства возила их на лекции в Академию художеств. Это исключительно полезно, ведь история искусств дает знания. В живописи не бывает абсолютных самородков: выдающиеся мастера всегда учились у своих великих предшественников, а следующее поколение изучали их опыт, их наследие.

Я сам учился четыре года в детской художественной школе, еще четыре года в Рязанском художественном училище и 6 лет в институте — всего 14 лет образования. При этом, я до сих пор чувствую потребность в постижении глубинных тайн изобразительного искусства. Помните, что сказал в замечательном фильме «Визит к Минотавру» мастер Никколо Амати в исполнении Ростислава Плятта своему ученику — Антонио Страдивари, которого сыграл молодой Сергей Шакуров? «…Гением становится только тот, кто отдал всего себя творению своему без остатка и в разгаре счастья уже чувствует холодок неудовлетворенности…» Гений никогда не должен останавливаться на достигнутом. Как только ты начинаешь хвалить себя, любоваться собой, значит, ты умер для творчества.

Вы пишете не только прекрасные портреты, но и точно передающие настроение замечательные пейзажи. Почему для создания этих работ вы выбрали среднюю полосу России, православные храмы и монастыри?

Любой начинающий художник начинает с природы и натюрморта, это легче дается на первых порах, и кто-то из художников на всю жизнь остается с пейзажами. Вообще, если ты художник-реалист, тебе надо писать с натуры, потому что энергетика не передается ни через фотографию, ни посредством кино, необходимо только ­личное присутствие.

В мастерской Ильи Сергеевича Глазунова, которая, как я уже говорил, называлась «Мастерская портрета», мы главным образом занимались исторической живописью. А это самый сложный жанр, который включает и пейзаж, и натюрморт, и портрет, и интерьер. Вспомните творения таких художников, как Нестеров, Васнецов, Репин… Вспомните «Боярыню Морозову» Сурикова! Понятно, что для создания этого шедевра художнику нужно было изучить и костюмы, и быт, и нравы той эпохи.

Когда отец привез меня, шестиклассника, впервые в Москву, мы посетили Третьяковскую галерею и, разумеется, прошлись по всем её залам. Это был истинный восторг, но настоящее потрясение я испытал, оказавшись напротив гениального полотна ­Сурикова! Мой учитель Илья ­Сергеевич Глазунов говорил: «Не надо ничего читать о «Расколе», достаточно посмотреть на картину Сурикова «Боярыня Морозова», и ты многое поймешь». Кстати, поначалу художник задумывал, что боярыня обращается к царю Алексею ­Михайловичу, а потом решил этот сюжет шире, и в окончательном варианте она обращается к народу. Вспомните фанатичную веру, этот взгляд Морозовой, который «держит» всю картину. Это действительно ошеломляет!

И все-таки, почему центральное место в ваших пейзажах занимают храмы и монастыри?

Вероятно, для меня примером послужила картина «Над вечным покоем» Исаака Израилевича Левитана. Как известно, он прожил всего 40 лет, а в 33 года создал этот шедевр, эту знаковую вещь, этот реквием, который до сих пор не дает покоя всем нормальным художникам. Вспомните, на полуострове стоит деревянный храм. Как корабль, он окружен водой, за которой простираются бескрайние дали. Если присмотреться повнимательнее, вы увидите, что в храме горит огонек, значит, кто-то творит молитву. Картина очень жизнеутверждающая, несмотря на кладбищенские кресты на переднем плане.

Когда я пишу храмы, я отдыхаю душой, ведь каждый из таких пейзажей — молитва к Богу. Когда я оказался на Афоне, а это случилось как раз на Рождество, 6 или 7 января, был страшный шторм, пронизывающий ветер вздымал волны. Мой сын вместе с водителем держали холст, чтобы его не сдуло, а я писал этюд. Непогода отошла на второй план, ведь я понимал, что нахожусь в святом месте, где было явление Иверской иконы Божией Матери.

Мне нравится писать святые места, там я исцеляюсь как художник. Мне нравится работать в Суздале и Новгороде Великом. Когда под кистью прорисовываются контуры православного храма или монастыря, у меня на душе становится весело и радостно. Более того, то же самое со мной происходит, когда я пишу Нотр-Дам или Стену Плача, словом, всё, что напрямую связано с обращением к Всевышнему, ведь Бог един для всех. Пейзажи с храмами для меня — это исцеление, чтобы свеча не угасла.

Я вижу у вас в мастерской картину «Смерть Поэта». Расскажите о работе над этим полотном.

Лермонтова очень любил мой отец, Виктор Николаевич, эта любовь передалась и мне. Особенно меня потрясло стихотворение «На смерть поэта». Общественность смолчала, и тогда один поэт заступился за другого, а это, по моему мнению, великий человеческий и творческий подвиг.

После того, как я написал картину «Есенин в „Англетере“», мною была ­задумана  картина «Пушкин на дуэли». Собственно, сама эта история пробуждала во мне сильные эмоции. Действительно, как вышло, что молодой, полный творческой энергии гениальный поэт погиб в 37 лет? Мне захотелось передать эту трагедию на холсте. Я нарочно не изобразил здесь ни единой капли крови, фоном стал сон русской замерзающей природы, под сенью которого умирает великий русский поэт. Его плащ-крылатка, как подбитая птица, раскинулся на белом снегу, растоптанном безжалостными сапогами Дантеса. Мне хотелось показать драму, переживание по поводу трагической судьбы гения русской литературы. Мне хотелось, чтобы люди, глядя на эту картину, поняли наконец, что надо бережно относиться друг к другу.

Работая над этим полотном, я изучал биографию поэта, ситуацию, в которой он оказался, что несколько изменило мой взгляд на этот предмет. В итоге я задумал картину, увиденную как бы глазами Лермонтова. Ведь если вспомнить другие произведения поэта, можно обнаружить связь моего полотна с картиной Врубеля «Демон поверженный», только там — гений зла, а здесь — гений добра, которому трудно жить в мире зла и лукавства.

У вас 8 детей, и вы наверняка знаете, как воспитать в ребенке интерес к изобразительному искусству, как научить школьника, приросшего к очередному гаджету, понимать истинную красоту?

Все дети рисуют, только не нужно им мешать. Надо просто купить краски, пастели, мелки, бумагу. Известно, что уроки рисования у великого Карла Брюллова брала мать Поленова, передавшая знания и навыки сыну.

Когда мне было лет пять, к нам в гости часто заходил друг отца, который показал мне, как рисовать елочку. Я показываю этот прием своим знакомым художникам, и, поверьте, никто не может нарисовать елочку более реалистично. Есть секреты старых мастеров, а есть просто секреты рисования, которые передаются только от человека человеку. Надо ребенка водить в музеи, в галереи, вместе посещать экспозиции.

Любовь к живописи сама по себе не возникнет, этому надо учить, ведь если не читать хорошие книги, ты никогда не обретешь вкус к литературе. Если ты не будешь читать Пушкина, ты сам никогда не станешь хорошим поэтом. Однако это необходимое, но недостаточное условие, ведь даже если ты будешь знать всего Пушкина наизусть, это не гарантирует, что ты сам станешь великим поэтом. Рисование, рассказы о художниках, об их творчестве, о художественных течениях — все это очень важно.

текст:
Александр Лосев
фото:
Дмитрий Бабушкин
Владимир Ходаков